Сообщество - CreepyStory
Добавить пост

CreepyStory

10 739 постов 35 711 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

Сон в зимнюю ночь часть - 19

Сон в зимнюю ночь часть - 19 Авторский рассказ, Мистика, Фантастика, Пионеры, Юмор, Сатира, СССР, Видео, YouTube, Длиннопост

Сон в зимнюю ночь часть - 18

Школьник бежал быстрее ветра и, только пробежав по гулкой железной лестнице и оказавшись на втором этаже, он вспомнил, что забыл предупредить друга Веньку. А ведь тот, как сидел на стуле возле пятна, так и сидел, и даже успел задремать. Колька подбежал к краю узкой галереи, огибавшей второй этаж, и крикнул вниз, что есть мочи:

— Веня! Беги! Уходи! Спасайся!

И, сочтя это предупреждение достаточным, он побежал в комнату, где находились Воронина и Макаров. Вот только Веня его так и не услышал - слишком крепко он спал.

Когда Колька прямо с порога закричал об опасности, Марина даже не обернулась: словно бы её это совсем не волновало, а вот Денис не на шутку напрягся. Она всё также продолжала следить за работой машины и складывать в стопку готовые копии, а он приказал Кольке приготовиться к бою.

— Мы забаррикадируем дверь, — предупредил он Воронину.

— Хорошо, но Николай останется здесь. Ты пойдёшь один, — прошептала она.

— Это, почему это? Мы вместе! Мы товарищи, я не брошу Макарова! — немедленно оскорбился Колька.

— Дело не в этом. Там - дневные. Они узнали о нас. Шутки кончились. Денис должен идти один, а тебя просто убьют, — отвечала девочка.

— А его, значит, не убьют? — набычился Колька.

— Нет. Я ему песенку спою. Она поможет, — прошептала Марина и снова повернулась спиной к ребятам.

Денис молча сбросил верхнюю куртку, достал нунчаки, перочинный нож, поправил перевязь с самодельными бомбами, проверил наличие зажигалки и тут раздался истошный крик, словно бы поблизости резали поросёнка.

— Это Венька! — ужаснулся Колька и, не слушая никого, бросился вон из комнаты.

— Дурак, — прошептала ему вслед Воронина и попросила Макарова дрожащим голосом. — Спаси их, Денис, спаси, пожалуйста. На тебя одного вся надежда.

“Дама в беде. Девочка. Она плачет. Нужно всех спасти. Там дети,” — все эти мысли заиграли в голове Дениса, будто психиатр на арфе, где каждая струна - это опаснейший триггер. Совокупное действие этих факторов было настолько сильным, что он просто испарился из комнаты и только грохнула входная дверь, а через мгновение щёлкнул замок. Денис запер её, он совершенно перестал думать и перешёл на привычные ему инстинкты, от которых, его враги, обычно икали и вешались.

Оставшись одна, Марина погладила металлический бок копировальной машины и тихо запела.

"Когда мы видим Её вблизи — нам больно за всех людей.

Ты думал о справедливости, но забыл о жизни своей.

Ты думал о милосердии, но забыл о своём пути.

А впрочем, охота уже началась,

Лети, мой голубь, лети!"

*****

Валера первым выбрался из пятна, появившемся на стене передней комнаты дома, где жила учительница химии - Божена Римская. В руках у него был Красный топор, а в зубах фонарик. Он покрутил головой, посветил во все стороны и, увидев, что опасности никакой, передал Островскому, чтобы тот поторапливался с самогонным аппаратом. Прямо под пятном находилась панцирная кровать хозяйки. Она была убрана и застелена и именно по ней Валера нагло потоптался своими валенками, оставив после себя грязь и мокрые отпечатки. Всё равно Божена отсутствует, а если вернётся утром, то грязь так и так исчезнет. Или не исчезнет? Да какая разница. Где кухня? Там у неё погреб должен быть. Пора расставлять реквизит.

Сначала вытащили перегонный куб, потом змеевик, потом остальное — всё это требовалось собрать уже в погребе и привести в рабочее состояние, но перед этим поставить на газовую плиту и сфотографировать на память. Милиции будет очень приятно. Островский и ещё один хоккеист вылезли из пятна, но поскольку находиться на чужой территории, да ещё и дневного страшилы, им было крайне неуютно, они предложили Валере сначала спрятать весь самогон, а только потом уже фотографировать - сколько душе угодно. Валера был не против. Он открыл крышку погреба и залез туда на разведку.

— Прикиньте, а у неё там, даже картошки нет, — хихикнул он. — Несите выпивку, братья…Раз закусить нечем.

— Да, она совсем какая-то странная, — сообщил Миша, подавая ему первые две бутылки. — В комнатах повсюду грязь и паутина, вещей мало. У меня сестра двоюродная одна живёт, так у неё вся комната завалена платьями и обувью всякой. А у химички на столе один стакан и тарелка.

— Понимаю, женщины, они практически поголовно - шмотницы и любительницы всякого уютного барахла. А в доме у Божены нет ни цветов, ни постеров на стенах, нет ничего такого, за что её можно считать интересной и привлекательной. Она, поди, и краны сама меняет, и крыльцо ремонтирует, и дрова рубит…Интересно, а что у неё в печке... Ставлю рубль ... юбилейный, что тоже паутина одна…Всегда так, когда баба теряет надежду на любовь, в её доме появляется паутина, — доносился из погреба приглушённый голос Валеры.

— Так, она же не настоящий человек, а страшила, — говорил Миша, подавая очередную банку.

— Ну и что? Должна быть некая мимикрия. Дневной - это не просто страшилий ранг…Переходная форма от псевдоплоти к человеческому подобию, где в идеале: сущность без души и без тела обретает в процессе и тело, и душу. Это же такой шанс вписаться в мироздание. Вчера ты был детским страхом, а сегодня ты - учишь детей химии…И что же завтра? Бодрое и упругое человеческое тело, готовое любить, рожать и радоваться…Сверхпаразитизм с правом на размножение…Хе-хе-хе…Шучу я. Шучу. Это на меня самогон так действует… Много его тут, слишком…

— А, если то, что ты говоришь, это правда? — предположил Миша.

— Ну, тогда…это означает, что Божена Римская не ставит своей конечной целью интеграцию в человеческое сообщество, а преследует иные цели. То есть, сознательно идёт путём самоограничения, — задумчиво отвечал Валера, принимая у него из рук очередную бутылку.

— И какие же?

— Да, откуда я знаю… Может, она просто свинья по жизни, а все мои теории - поросячий хвост. Это я так просто, чтобы не скучно было. Вот ты самогонку пробовал? Налить тебе под шумок? Я никому не скажу.

— Я как-то стесняюсь, — призадумался Миша. — Может вместе?

— Вот! Я знал, что ты меня не подведёшь! — Валера пулей выскочил из погреба и свистнул другому хоккеисту, носившему алкоголь от кровати. — Эй, парень? Третьим будешь?

*****

Денис не успел догнать Кольку. Тот так увлёкся своим желанием спасти друга, что с ходу напал на четырёхрукого физрука Бабушкина и нанёс ему несколько чувствительных ударов по копчику. Просто уж больно высок был физрук в своём настоящем облике. Колька хотел ударить его по голове, но, к сожалению, до головы не достал, не хватило роста. Зато физрук очень оживился: он заорал благим матом и, не выпуская из своих мускулистых лапищ несчастного Веню, развернулся и пнул школьника ногой, что есть мочи. Школьник даже не понял, что оказался на пороге смерти, ведь этот пинок должен был навсегда оборвать его светлую жизнь, но его спасло чудо. Чудо, в лице Дениса, заранее разгадавшего манёвр страшилы и вовремя дёрнувшего Кольку за шиворот. Страшный учитель снёс ногой несколько деревянных ящиков и с изумлением уставился в темноту. Он увидел, как второй школьник оттолкнул первого с дубинкой за ближайший станок, а сам повернулся лицом к дневному страшиле.

— Нунчаки. На карате ходишь? — не удержавшись, спросил Бабушкин, заметив в руке у школьника знакомый ему предмет.

— Так…чуть-чуть, — усмехаясь, скромно отвечал школьник, делая шаг вперёд.

— А ты - храбрец. Не то, что этот жирный кабан, — Бабушкин переложил наполовину задохнувшегося Веню в верхнюю правую руку и поднял повыше так, чтобы в случае чего его можно было использовать, как живой щит.

Денис сделал ещё один шаг вперёд.

— Я ему шею сверну, как курёнку, — предупредил физрук. — Не люблю, знаешь ли, толстяков и хлюпиков.

— Чего ты хочешь? — спросил Денис.

— Вашей смерти. Выходите и сдавайтесь детишки, иначе смерть ваша будет долгой и мучительной, — осклабился дневной страшила. — У вас два варианта: либо вы…

В этот момент Денис бросил ему под ноги самодельную бомбу.

От яркой вспышки и грохота Бабушкин сначала оглох и ослеп, а потом принялся яростно чихать, разбрызгивая повсюду сопли и слюни.

— Сука! Мальчик - сука! — кричал он, оскорблённый даже не тем, что его так легко облапошили, а тем, что уронил свою добычу, и теперь жирный поросёнок чихал где-то поблизости. Но сколько бы он не шарил руками вокруг себя, ему попадались только мусор и типографское оборудование.

В город, чьи камни молчат и ждут,

Когда им снова запеть,

Когда мои братья по ним пройдут,

От слёз не в силах смотреть,

За то, к чему я ближе сегодня,

Что здесь у меня в груди -

Лети в часовню Гроба Господня

И там на плиты, пади… — пела Марина, стараясь не слушать, как шипит за дверью паучиха - Божена Римская.

— Выходи, открывай дверь - дрянь такая! — требовала учительница химии. — Я растворю в щёлочи твоё миленькое личико. Открой - Марина! Мы поймали твоих друзей.

Девочка продолжала петь. Паучиха, не дождавшись ответа, вонзила в дверь острые когти и начала выламывать дверной замок. Марина обошла машину и загрузила в неё новую партию бумаги.

— Тебя скушают живьём. Дети Эльвиры, они такие голодные… Ты будешь смотреть и плакать, уж я постараюсь, — обещала Божена, но тут её отвлёк громкий шум и яркая вспышка. Учительница химии выскочила на галерею и посмотрела вниз. Там было всё в дыму, там орал и возился Бабушкин и пахло чем-то знакомым.

— Магний, марганцовка, сера…Так, а ещё, кажется, перец с нюхательным табаком, — пробормотала она, принюхиваясь. — Ну, точно: мятный табак из Моршанска…Какая гадость!

Снизу раздался тягучий вой.

— Божеееена. Помоги!!!

— Идиот! — прошипела паучиха. — Среди дыма их искать бесполезно, нужно включить свет.

— Он мне, нож…под лопатку воткнул! Помоги мне, я не дотягиваюсь! — пожаловался снизу четырёхрукий.

Денис их прекрасно услышал. И пока Божена металась по залу в поисках нужного рубильника, он успел не только эвакуировать одноклассников в красное пятно, но и кое-что ещё — паучиха догадалась о подляне уже после того, как нашла рубильник, и дёрнула его вверх. Взрывом с электрического щита вышибло крышку и припечатало её прямо по харе, аж очки треснули. И последнее вызвало настоящую бурю негодования. Божена выла и стонала, вытаскивая из морды осколки стекла, а неподалёку ей подпевал басом, продырявленный в дюжине мест, физрук Бабушкин. К сожалению, Денис не знал, где у него уязвимое место, и первоначально потыкал его ножом просто на пробу, а уже только потом засандалил ему перочинный нож под лопатку. Обычно-то он себе таких глупостей не позволял. Что он — гопник что ли?

— Эне, бене, раба, — принялся он считать, помахивая нунчаками, — квинтер, финтер…Жаба!

Нунчаки выбрали Божену.

У учительницы химии было много глаз. Некоторые были даже на брюхе и на затылке, и она быстро углядела вонючего школьника. Видела, как он подбирался к ней с тыла и была готова нанести смертельный удар. Но, когда она повернулась к нему торсом и попыталась достать когтями, он с разбегу кинулся ей под толстое паучье брюхо и заскользил под ним, не забывая при этом махать своими палками на верёвке. До этой ночи Божена искренне верила, что её нижние лапы из хитина не чувствительны к боли. Ой, как же она ошибалась! От ударов нунчаками хитин предательски треснул и из трещин потекла лимфа. Драгоценная лимфа! А у неё разом заныли все лапы - это было невыносимо и походило на резкую зубную боль. В результате Божена не только промахнулась, но ещё и плюхнулась на жопу, а жопа у неё была большая-пребольшая.

— Урооооод! — завизжала она — Ай!

И тут же замолкла, потому что урод не зевал, а раскрутил нунчаки и ударил её прямо по голове. Учительница химии безвольно поникла.

— Химию сдал на пять, — удовлетворённо констатировал Денис, но его тут же окликнули. Голос был явно девчачий.

— Макаров? Это ты? Денис - это я, Люся. Помоги нам, пожалуйста. Они Сеню в подвале связали и хотят нас убить.

Денис медленно повернулся на голос, а затем краем глаза посмотрел в сторону, где крутился и ругался физрук, пытаясь вытащить из спины перочинный ножик. Нужно было сделать выбор, а он так не любил выбирать.

*****

— Ребята, сегодня у нас с вами знаменательная ночь, — торжественным голосом говорил Валерий Васильевич. — Сегодня мы впервые попробуем самогон, вот этот, на апельсиновых корочках и закусим его…Х-м-м. Чем бы его закусить? Ага! И занюхаем его рукавом, по нашему, по пионерски. Я верю, друзья мои, что это не последняя банка в нашей жизни и в будущем у всех такая банка будет ещё не раз стоять на столе, даже при наличии возможностей купить алкоголь по божеским, государственным ценам.

— Но мы же, всего стаканчик? — сглатывая слюну, спросил третий хоккеист, которого звали Серёга.

— Разумеется, поэтому пить будем по очереди, тем более, что стакан всего один, а из тарелки пить - это варварство, — согласно кивнул Валера, с сожалением поглядывая на целую трёхлитровую банку.

— А кто будет первый? — шмыгая носом, спросил Миша.

— Ну…ты. Ты самый старший, тебе и стопку в руки, а я - налью, — предложил рыжий и, не спрашивая ни у кого разрешения, вскрыл банку. При этом, он первый понюхал содержимое, загадочно улыбнулся и пробормотал:

— Амброзия.

— А что говорить? — робко спросил Миша, глядя на наполняющийся стакан. — Обычно, тост говорят…

— Ну, что-то типа такого… Смерть страшилам, зона - физруку, а химичку и математичку, мы повесим за ноги на одном суку? — предложил Валерий Васильевич.

— Хорошо. Значит - Смерть!..

Миша не договорил. Стоило ему поднять стакан, как стол буквально взорвался и всех раскидало по комнате в разные стороны. Единственное, что успел сделать Кипятков, так это спасти ценную банку. Так и упал вместе с нею, расплескав половину содержимого на себя.

— Засада, — запоздало простонал Серёга и точно, пионеры не сразу поняли, что в комнате появился кто-то ещё. А это кто-то оказался огородным пугалом с широко расставленными руками. Его голова была сделана из гнилой, позеленевшей от плесени тыквы. Он был одет в лохмотья и широкополую шляпу, а вместо пальцев из рукавов торчали ножи. Страшила скрестил руки и, попрыгав на одном месте, кинулся на самого здорового из всех троих пионеров, а именно - на Островского.

*****

Денис шёл за Люсей и недоумевал - откуда она взялась? Неужели их сюда притащили физрук и химичка-паучиха? А Люся бесстрашно шла в самую глубину подвала и махала ему рукой, пойдём мол, тут рядом ещё немного. И тогда Макаров, для очистки совести, бросил ей в затылок маленький камешек. Люся ойкнула и, почесав голову, вопросительно посмотрела на него. Зачем?

“Живая”, — облегчённо подумал Денис.

Люся остановилась возле странной морщинистой двери, украшенной зубами, и заглянула внутрь.

— Он там, — послышался её тихий голос. — Нужно идти туда. Нас похитили прямо из наших кроватей.

Денис только сейчас увидел, что она босиком и в ночной пижаме.

— Тогда пусти меня вперёд. — попросил он.

— Хорошо, — девочка отступила в сторону, а когда он заглянул за дверь, воткнула ему в бок длинный железный гвоздь. Денис охнул от боли и тут зубастая дверь распахнула перед ним свою глубокую пасть. Увидев впереди скользкий багровый язык, он оттолкнул Люсю, а сам левой рукой бросил в пасть приготовленную заранее бомбу.

Зубастая дверь захлопнулась, проглотив добычу, а Люся прыгнула ему на спину и попыталась выколоть глаза. Денис еле убрал голову и гвоздь воткнулся в плечо. Следующего удара не получилось, он перехватил её руку и одним ловким приёмом швырнул девочку в железный стеллаж.

— Я тебя…за сестру! — проревел рядом чей-то знакомый голос и Денис не успел увернуться. Его ударили по лицу доской и он потерял сознание.

*****

Островский сцепился с пугалом и даже успел пару раз съездить кулаком по наглой тыкве, прежде чем та пригвоздила его к стене ножами за курточку. Пугало отступило и замахнулось было для окончательного смертельного удара, но тут вовремя очнувшийся Серёга ударил её по руке клюшкой и ножи разлетелись в разные стороны. Страшила, недовольно ворча, развернулся к обидчику и тут, с криком “Банзай!” - в драку вступил Валера. Он плеснул в морду пугала прямо из банки в надежде, что та загорится, ведь у морды в глазницах плясал такой яркий огонь, но огонь взял и потух, потух, захлебнувшись самогоном, а взбешённый страшила закружился на месте, раскидывая обидчиков по углам. Отброшенный вихрем, Кипятков не удержался на ногах и провалился в погреб.

— Валера! — запоздало крикнул ему вслед Миша. Страшила перестал вращаться и снова заинтересовался беспомощным школьником. Утробно хихикая, он мелкими прыжками добрался до хоккеиста, но остановился перед клюшкой Серёги, которая валялась на полу рядом с Островским. Страшила повернул голову, посмотрел на свою сломанную руку и просто выломал её, а затем, отбросив в сторону, как ненужную запчасть, примерил вместо руки хоккейную клюшку. Новая рука ему очень понравилась. Он полюбовался ей, несколько раз согнул и сделал вид, что собирается испытать её на Островском.

— Иди, к чёрту! Ты трус, а трус…Не играет в хоккей, понял! — выплюнул ему в морду Миша.

Страшила захохотал и замахнулся сильнее, а Миша уже осознал, что висит крепко и поэтому попытался ударить врага сразу двумя ногами, но ударить не получилось, а получилось - лягнуть. Толчок всё равно получился сильный и страшила, не удержав равновесие, упал в направлении погреба так, что его голова и шея оказались над проёмом, ведущим вниз. Выбиравшийся из погреба Валера сразу догадался, что это - “знак Божий”.

Островский был готов к худшему, он уже даже зажмурился и приготовился умереть, но шум справа и матюки доброго волшебника мешали передать последний мысленный привет маме, и папе. Он открыл глаза и увидел, как пугало, бестолково стуча конечностями, потихоньку исчезает в проёме погреба. Пугало, конечно, сопротивлялось, но добрый волшебник накинул ей на шею петлю из детской скакалки и повис на ней всем своим телом, а на словах обещал страшные кары и в перспективе - адский костёр.

— Серёга! — хрипло позвал Островский. — Ты живой?

— Живой, только у меня, кажется, стопа сломана, — простонал откуда-то из темноты Серёга.

— Можешь мне помочь? Я сам не…Не получается.

— Сейчас.

Серёга нашёл швабру и, опираясь на неё, как на костыль, кое-как доковылял до товарища. С его помощью Мише удалось выбраться из куртки и выдернуть из стены ножи.

— Порвано в двух местах. Мамка тебя точно убьёт, — сочувствующим голосом говорил Серёга.

— Да плевать, а вот тебе надо в больницу, — отвечал Миша.

— Ночью? Какая, к чёрту, больница? А где пугало?

— В погребе… — Миша прислушался к доносившимся оттуда звукам топора и добавил:

— На дрова пустили.

И вдруг они услышали плач. Это плакал добрый волшебник. Хоккеисты дружно поспешили на помощь. Островский посветил в темноту погреба и увидел стоявшего на коленях рыжего мальчика. Тот буквально рыдал, размазывая по лицу грязь и слёзы.

— Валер, что случилось? Тебя ранили? — позвал Миша.

Рыжий мальчик поднял вверх голову и простонал.

— Да, лучше бы меня ранили…Лучше бы меня убили! Я…я три бутылки…раскокал! Горе, горе-то кааакое…Как мне дальше жить, ааааа!!!

Традиционная поддержка авторов с оригинальным материалом


@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.

@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.

@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.

@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна

@Mefodii - почасовые новости и не только.

@bobr22 - морские рассказы

@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля

@PyirnPG - оружейная лига

@ZaTaS - Герой - сатирик. Рисует оригинальные комиксы.

@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!

Финал Один день из жизни Валерия Васильевича

Показать полностью 1 1

Игылдох

Часть четвёртая

Меж тем на звук отозвалась тайга, замахала верхушками деревьев; с треском посыпались на землю сухие ветви. Свинцовая темень стала быстро пожирать голубизну ясного дня, и вскоре от солнца осталось только блеклое пятно. Всё это не походило ни на ненастье, ни на солнечное затмение. Словно бы мир полинял или вывернулся наизнанку.

Пронёсся шквалистый ветер, подтянул за собой сероватую дымку, которая стала наступать на заимку.

– Денис! Быстро в избу! Гроза собирается! – крикнула Света, почти нее слыша своего голоса в странном гуле.

Марина, прижав к груди найденную посудину, первой бросилась к двери, которая почему-то не сразу открылась.

А Диня, восторженно озираясь, что-то крикнул. Мать втащила его в избу. Ребёнок вывернулся из её рук, ещё раз прокричав: «Я Игылдох!» и пробежал в «светёлку», прильнув к окну и наблюдая за взбесившейся природой.

Женщины первым делом зажгли керосиновую лампу, которая плохо справлялась с почти ночной теменью. Света ударилась в слёзы: как-то там Кирюша в тайге. И когда его ждать? А вдруг?..

Марина, сама не зная почему, стала её утешать, как малое дитя: с Санькой её неверный супруг не пропадёт. Саня – сила! И зимой из-под снега охотничью избушку откапывал после бурана; и на льду возле полыньи ночевал; и волонтёром с пожарными лесной пал тушил; и три дня на острове без корки хлеба сидел, пока вода не спала. Ничего с мужиками не случится. Отсидятся в овражке или в каком-нибудь другом укрытии. Неунывающая женщина даже замочила старинный чайник в эмалированном ведре с водой.

И только тут Света прекратила истерику:

– Ты что сделала дурёха?! У нас ведь больше нет питьевой воды!

Маринка не задумалась ни на секунду:

– Как это нет? А три бутыли в Ровере?

Света сказала:

– Вот только как их в избу доставить? Слышишь, что на улице делается?

Маринка улыбнулась, сделала пальцами знак «окей» и бросилась в сени. Запор поддался не сразу, словно не желая её выпускать, но наконец она выскочила на улицу. Света с тревогой стала наблюдать за ней в оконце. Сначала глаза резанула белая вспышка. И только потом она поняла, что это повалил ливневый снег, в котором потерялась Маринкина фигурка. Машина, стоявшая у въезда во двор, быстро покрылась снежной шубой.

Рядом со Светой завозился сынишка. Оказывается, он взял запретный нож и вонзил его острие в столешницу. Мать закричала на него, но Диня важно ответил:

– Это я снег сделал. Захочу – и снова тепло станет.

Свете стало страшно за рассудок ребёнка. Ведь она сейчас и сама как помешанная. Поэтому мягко ответила:

– Будь добр, сыночек, убери снегопад. Тётя Марина к машине за водой пошла.

Диня важно засопел и резко вытащил лезвие из столешницы. В ту же минуту снег исчез, как его и не бывало.

Света увидела в окно подругу, тащившую огромную бутыль.

Когда Марина вошла в избу, на её пышных рыжих волосах, футболке ещё блестели хлопья, а подошвы кроссовок застучали по половицам, как заледеневшие. Она сказала, тяжело дыша:

– Светка, пока я была во дворе, видела сквозь снег за оградой какие-то тёмные махины. Даже спутала одну с Ровером. И они двигались! Потом пропали. Слышишь меня? Давай-ка готовиться переждать бурю. Тут чёрт знает что творится. Нам бы только Саню дождаться… Он мне говорил, что средь лета с гор может нанести туч с градом и снегом, да я не верила… Правда, такое случалось в местах гораздо севернее.

– Я снег сделал! – обиделся Диня, но мать мягко вытащила у него из рук нож и положила в сумку на подоконнике.

– Ну, чего встали-то? – раскомандовалась Маринка. – Давайте печь подтопим, поедим. Так время и пройдёт, пока наши вернутся.

Она глянула на часы:

– Ничего себе! Сейчас только половина третьего, а кажется, что день прошёл.

Хотя женщины раньше не занимались растопкой таких больших печей, дровишки вспыхнули, как заговорённые.

– Молодцы мы с тобой. Продержимся, – сказала Марина, сидя на корточках перед устьем.

Скрипнула дверь сеней. Света обернулась и вскрикнула. На неё смотрело чудище, монстр. В Динькиных кроссовках и джинсах, в его свитерке. Но вместо лица были перья, над ними возвышалась совиная башка с кровавым клювом.

– Я Игылдох! – провозгласил «монстр».

Маринка уселась от неожиданности на пятую точку и рассмеялась. А Света сорвала с головы сына маску, сделанную из половины чучела совы, расчихалась, сунула трухлявую вещицу в пакет и пригрозила:

– Не смей ничего трогать в избе! В этой рухляди, наверное, куча пылевых клещей, личинок насекомых и всякой заразы! Руки до сих пор чешутся. А если в глаза какая-нибудь дрянь попадёт?

Всегда спокойный Диня заверещал:

– Отдай! Забыла, что бабушка сказала: без вещей Игылдоха меня Чамчаг заберёт!

Пакет с маской полетел в топку. Кухню затянул едкий синеватый дымок.

– Не ври! – вышла из себя Светлана и тряханула сына за плечи. – Прекрати сочинять всякую чушь! Ничего подобного старуха не говорила!

И тут Диня завопил, выгнулся и рухнул навзничь. Захрипел и забился, розоватая пена потекла из перекошенных губ. Света бросилась на колени, пытаясь повернуть головёнку ребёнка набок, чтобы он не захлебнулся. Почему-то показалось, что от биения тельца вздрагивает пол, скрипят и дрожат брёвна венцов избы, царапанье ногтей малыша звучит так же зловеще, как скрежет громадных когтей.

Маринка, побегав кругами вокруг Дини и Светланы, вдруг выхватила из ведра оловянный чайник и облила ребёнка водой.

В ту же секунду судороги прекратились. Диня сказал: «Мама, мне холодно».

Женщины перенесли малыша в «светёлку», переодели, укутали ватными одеялами. Ребёнок скоро засопел. А Света и Марина уселись, обнявшись, на полу около кровати. Марина раньше даже подумать не могла, что так тепло, по-сестрински, станет относиться к занудной тихоне Светке.

За окном золотистый вечер обнял мир, переживший бурю; на полу выстелился медовый прямоугольник света из окна; печь ещё выдыхала приятное лёгкое тепло, чуть пахнущее смолой и дымом; на кровати причмокивал губами Диня… Скоро вернутся мужики, и всё забудется, исчезнет, как осадок после страшного сна.

Марину разбудил отчаянный крик:

– Диня! Сынок, Диня!

Маринка глянула на пустую постель. Светлана уже металась по двору, оскальзываясь на лужах, которые появились после растаявшего снега.

– Динька пропал! – голосом, прерывавшимся от рыданий, сказала она подруге. – Я в лес побегу, покричу… Может, он от приступа ещё не отошёл, упал где-нибудь.

Но Марина не ответила. Расширившимися глазами она смотрела на раскисшую землю у крыльца. Рядом с отметинами кроссовок Светы были видны отпечатки Дининых и чёткие следы… которые ни с чьими не спутаешь. Это были следы медвежьих лап.

Несчастная мать наконец тоже обратила на них внимание, завыла: «Диня говорил… мой малыш говорил… а я не верила!..»

Марина подошла к подруге, обхватила её трясшиеся плечи:

– Света, Динечку никто не забрал. Он сам ушёл со зверем. Вот посмотри внимательно…

Светлана бросилась к сараю, стала швырять там железяки, отыскивая оружие.

А в голову Маринки хлынула холодная ярость, которая подсказала единственно верный план:

– Света, никуда не бегай, сама заблудишься. Сиди в избе, ищи чёртову рацию или приёмник. Жди. Я на Ровере доберусь до Дальян, подниму всех на поиски. Слышишь меня? Иначе нельзя. Может… Саня и Кир нам сейчас не помощники. Мы сами. Ты только слушайся меня.

После уговоров и оплеухи Света пришла в себя, попросила подругу:

– Ты только осторожней…

Она проследила, как, ревя мотором, Лэнд Ровер понёсся по колдобинам старой дороги, вздымая тучи бурых брызг. В доме Света устроила настоящий погром, разыскивая рацию или хотя бы старый транзистор, но ничего не нашла.

Меж тем на заимку вместе с тенями от далёких гор спускался прохладный синеватый вечер. И обезумевшая мать, представляя, как где-то скорчился на земле её малыш, рванула вверх по тропе. На свободном от лесостоя пространстве всё уже обсохло после бури, но тайга пропиталась влагой, и с каждой ветки летели вниз холодные тяжёлые капли талой воды. Думала ли Света о возможной встрече со зверем?.. Нет… Её мысли занимал только ребёнок, который оставил следы кроссовок рядом с размашистыми косолапыми вмятинами. По сути она, безоружная, шла на верную смерть. И это казалось ей единственно верным выходом. И то, что она представляла в самых жутких мыслях, случилось…

Зверь вышел ей навстречу, внезапно возник на узкой тропе. Она почуяла мерзкую вонь, смесь аммиака, кала и режущий ноздри запах мокрой шерсти. Гигантская тварь встала на дыбы и взревела. Света хотела заорать. Но не это заставило её окаменеть, подавившись собственным криком. Рядом стоял её Диня, её мальчик и жутко скалился. В его чёрных глазёнках с багровыми отсветами она прочла свой приговор. И опустилась на колени, шепча, как молитву: «Диня… сынок… сыночек...» А потом вспомнила слова бабки, затёртые рассудком и неприятием всего чуждого: «Игылдох… где твой рог?..».

Что-то изменилось в выражении лица ребёнка. Оно не стало менее зверским, кровожадным. Но сын бросил ненавидящий взгляд на медведицу. Диня вытащил из кармана рожок, и рёв колдовской вещицы захлестнул шум леса. Ибо ею владел тот, кто всегда был сильнее зверя. Из просветов между стволами деревьев хлынул туман. Медведица тяжело упала на передние лапы, развернулась и растаяла в белом мареве.

В него же погрузилась и Светлана, ощущая горячий лобик сына на своей щеке.

4

Очнулась она не то в тряском автобусе, не то в железнодорожном вагоне, который пах металлом, горючим и новым кожзамом. Динька, привалившись к ней, смотрел на носилки посреди неширокого прохода между сидений. Над носилками склонился мужчина в белом халате поверх камуфляжки. Голова больного была вся в бинтах, но Светлана сердцем почуяла – это её Кир. Родной и любимый, вредный и дотошный… Неумелый и хвастливый… Но один на всю жизнь… Не считая странной, похожей на наваждение, связи с другим мужчиной, когда она не смогла противостоять жёсткой, звериной ласке. Но теперь всё будет по-другому.

Врач стянул перчатки и халат, похвалил:

– Крепкий мужик. Скула разорвана, похоже, травма барабанной перепонки. Пара переломов, небольшие проявления синдрома сдавления. То ли землёй засыпало, то ли ещё что-то случилось. Очнётся, сам расскажет. Пока мы только добились признания, что к семье спешил. – И добавил, поглядев на Диню: – Геройский у тебя батя. Ведь это твой батя?

Диня равнодушно кивнул. Врач обеспокоенно посмотрел на него, присел рядом и спросил:

– Ну а ты как себя чувствуешь, орех лесной?

Диня вздрогнул при этих словах, с которыми к нему обращался дядя Саша, опустил глаза и прошептал:

– Нормально. 

– Где это мы? – спросила Светлана, обводя взглядом странный салон неизвестного транспорта.

– Обижаешь, гражданка потерпевшая… то есть сестрёнка. Это наша тяжёлая артиллерия МЧС, вездеход «Бурлак». На первом своём выезде, между прочим. Три селевых потока – не шутка. Ну, сейчас я освещение погашу, а вы отдыхайте. Всё остальное – на месте прибытия.

– Значит, Мариночка успела, – прошептала, почти засыпая, Света.

– Это мы вашу Мариночку из болота тащили, как бегемота, – рассмеялся врач. – Ну а потом рванули за вами.

Света попросила:

– Разрешите обратиться?..

Врач снова улыбнулся:

– Обращайся уж, раз успокоительное не действует.

– А вы не знаете, кто такие Игылдох и Чамчаг?..

Врач удивленно поднял кустистые брови:

– Вам-то откуда эти имена известны? Я сам их с детства не слышал, хоть и шестой десяток лет живу. По легендам, это духи тайги, которые вечно борются между собой, хотя заняты одним делом: охраняют леса от человека. Чамчаг за каждого убитого медведя забирает людское дитя; Игылдох лесным палам противостоит, давит их туманами. Вы лучше поспите… сон – лучшее лекарство при стрессе.

***

Игылдох долго, очень долго выбирался из-под упавшего дерева. Скрёб когтями кору и древесину, обкусывал ветки. Заново учился шевелить руками, ворочать башкой. Набирал полную грудь воздуха, несмотря на хруст рёбер. Обдирал мох с обломков ствола и затыкал зиявшую рану в животе. Поднялся во весь рост, рыча от боли в срастающихся костях. Прочистил глотку от сгустков крови жутким рёвом. Потом побрёл, роняя клочки одежды и комья грязи, оставляя на еловых лапах куски плоти. Путь у нег был только один – к старой заимке, где всегда были его верные слуги. В глухой ночной час скрипнула дверь, послышался голос:

– Кого ещё принесло?

– Это я, Игылдох…

– Ишь ты… наконец-то надоело прикидываться да выкручиваться… за двадцать пять лет пути не забыл… Заходи… Всё на месте: и сумка, и рожок, и нож… Только маску спалили. Новую сову-помощницу найдёшь. А я уж теперь наконец-то на покой уйду. Вот только платок надену. Негоже женсчинам в шапке быть, ровно как мужикам… Зароешь меня рядом с моим Фёдором…

Показать полностью

Игылдох

Часть третья

– Есть, правда, такое необъяснимое явление… – начал таинственно Саша.

Кирилл живо откликнулся:

– Какое?

Он не заметил насмешливых огоньков в глазах друга.

– Таёжный морок называется… – Саня сделал паузу и продолжил: – Случаются странные вещи. То вечером на костёр к охотникам или туристам выходит странник, присаживается к огоньку, угощается, если подают, и начинает всякие страсти рассказывать. А потом глядь – и нет его. У костра только груда тряпок. Но всё, о чём пришелец наболтал, вскорости сбывается. Да много чего может случиться, морок-то непредсказуем.

Кирилл вдруг потянул носом воздух:

– Слышь, Саня, пропастиной запахло…

Резвый ветерок почему-то присмирел в чаще, но действительно принёс смрад разлагающейся плоти.

– Это наша погиблая баба Настя по лесу бродит, – изменившимся голосом начал Саша, но не удержался и захохотал: – Ну ты простой, Киря. Проще разве что твой Динька. Это воняет мишкин обед или завтрак. Он же любит проквасить добычу, а потом вернуться и поесть с аппетитом. А вот уходить отсюда нужно точно, и побыстрее. У мишек портятся характеры, когда кто-то бродит возле их нычек.

Кирилл подскочил:

– Ну так пошли! Чего рассиживаться-то.

Но тут же завертел головой: со всех сторон на них поползла неизвестно откуда взявшая пелена. Сначала она напоминала струйки дыма, лёгкого и полупрозрачного, потом загустела до желтизны. А через миг вовсе стала плотным туманом. Но он не пах сыростью, как обычно, не оседал капельками на сапогах и камуфляжках.

Глухо, как через слои ваты, до Кирилла донёсся голос напарника:

– А вот это и есть настоящий морок… Довелось увидеть… Так, Киря, ты за мной потихоньку иди… След в след, слышал? След в след!

– Туман это… – тихо, убеждая сам себя, пробормотал Кирилл. — Подует ветер, он и рассеется.

– Киря… – голос Саши стал ещё более глухим, – топай за мной.

Раздался шорох сухого опадня под ногами, потрескивание веток, и Кирилл увидел через желтоватую взвесь то ли дыма, то ли водяных капель тёмную фигуру, скользнувшую мимо него. Он зашагал за Сашей, замечая, как с каждой секундой глохнут звуки из-под его сапог. Потом исчез всякий шум.

Но морочная муть потихоньку рассеялась сама собой. Кирилл уже ясно видел настороженно оглядывавшегося Сашу. И звуки потихоньку возвращались в мир. Напарники оказались в самой чаще, да ещё с буреломом. Вдруг раздался вымученный глухой стон, очень слабый, переходящий в хрип.

Саша вскинул руку. Кирилл понял, что друг велел ему застыть на месте.

Хрип повторился. И неясно было, чей он: животного… или человека.

Саша снял с плеча ружьё.

И тут туман, на прощание лизнув нижние ветви елей, растёкся по земле и исчез.

Кирилл не смог сдержать крика. И даже Саша издал глухой возглас.

На сучьях бурелома, под сосёнкой, согнутой на подобие виселицы, ничком распростёрлось тело жертвы преступления. Вокруг капюшона прорезиненного допотопного плаща был замотан ржавый тросик. Из-под плаща виднелись бурые потёки крови со сгустками.

Снова послышался хрип.

– Он ещё жив… – прошептал Кирилл. – Надо на заимку… ты ж говорил, там рация… Ментам передать…

Неожиданно лязгнул затвор ружья, грохнул выстрел. И на плаще вздыбились рваными краями две дыры.

Кирилл в ужасе глянул на Сашу:

– Ты что творишь?!

Напарник сквозь зубы процедил:

– А ты посмотри на этого убиенного…

Земля покачнулась под ногами Кирилла, когда он на месте плаща увидел останки зверя. Его лапы были обрублены; нутро, изгрызенное и высохшее, развалено надвое; лишённый плоти череп скалил в небо громадные клыки. На позвонках – скрученный ржавый трос.

– Что это… – прошептал Кирилл, а может, только подумал.

– Это?.. Тоже морок. Только он не от тайги… Такую оморочку может создать другой хозяин… Медведь, – глухо ответил Саша.

И было не ясно, чего больше в его голосе – страха или ненависти.

Саша продолжил:

– Здесь на зверя петля была поставлена. Давно, много лет назад. Браконьеры, суки, постарались. Видишь – лапы отрублены. Их китайцам на лекарства продают за дорого. И желчный пузырь вырезан. Только одного браконьеры не знали: промучившийся в петле зверь после изуверств сам станет погибелью для людей – виновных или безвинных, всё равно.

Кирилл, потерявший от ужаса способность рассуждать, только и смог, что твердить: «Как?.. Как?..»

Саша заорал на напарника:

– Заладил: как, как! Да вот так! Тронули бы мы этот плащ, и тут же были бы пожраны с потрохами, ружьями, душами своими этой тварью, которая уже не один год мертва! И следа бы от нас не осталась! Сам говорил о законе тайги: взял – верни! Пошли отсюда быстрее.

Идти не получилось, ноги сами припустили бегом. Напарники путались в папоротниках, обдирались о бурелом, спотыкались и падали. Остановились лишь тогда, когда впереди замаячило редколесье. Бока кололо и от бега, и от страха, который обручем сжимал грудь. Дыхание с хрипами и свистом вырывалось из пересохших ртов. Из-за него мужчины даже не сразу услышали треск ломаемых сучьев и шума движения позади.

– Он… оно… идёт следом? – еле вымолвил Кирилл.

Саша вытер кровоточившую ссадину на лбу и кивнул.

И они снова ринулись вперёд, к просвету между стволами сосен.

Но убежать от медвежьей оморочки не удалось.

Высоченная сухая лиственница, когда-то сражённая ударом молнии и продержавшаяся только за счёт плотного лесостоя, вдруг с шумом, обирая и ломая зелёные ветви елей, рухнула на беглецов. Они и головы поднять не успели, как махина накрыла их. Обломок ствола с чёрным нутром придавил Сашу по пояс. Великанская ветвь саданула Кирилла, содрала часть скулы и размозжила ухо. Но он отлетел в сторону куста и застрял в колючих ветвях.

Может, что-то и произошло в мире, пока лес успокаивался после падения исполинской лиственницы, но друзья этого не увидели. Ночь перед глазами и забытье на время отсрочили их страдания.

Кирилл первый залился высоким воем, когда попытался повернуться, и щепка вонзилась ему в рану. Он завопил, не думая, что может привлечь зверя или, может быть, того оборотня, который гнался за ними. Потом что-то внутри его головы лопнуло, и Кирилл понял, что оглох на левую сторону. Зато острая стреляющая боль перешла на правое ухо. Болтающийся кусок кожи был не в счёт.

– Саня!.. – позвал он. – Саня!..

Но ответил ему лишь обычный шёпот тайги. И только через какое-то время Кирилл разобрал еле слышное мычание. Он встал на четвереньки, даже не подумал о запропастившемся ружье, не говоря уж о рюкзаке и котелке. Напрягая мышцы всего тела и размахивая руками, попытался подняться. Во время бесконечных и бесполезных попыток удержаться на ногах стучали по мозгам безжалостные кувалды. Наконец ему удалось преодолеть расстояние до упавшей лиственницы. В переплетении сухих сучьев и частоколе чёрных ветвей он разглядел камуфляжку, большей частью почерневшую от крови.

– Саня, бро… – позвал Кирилл.

Из-под ветвей раздался короткий мыкающий звук, а потом слова:

– Иди… за… имка… ра…ци…я… спа… си… сы…на…

– Как же ты тут один?.. – спросил Кирилл, почти не слыша своих слов. – Не продержишься… Давай попробую обломать ветки, может, вытащу тебя…

Мыкающий стон закончился бульканьем. Кирилл понял, что Саша давится свой кровью. Но к удивлению, слова друга прозвучали почти отчётливо:

– Иди… всё… так и должно было… случить…ся. Спа…си… Диню!

Кирилл в этот миг проклял всё разом: и эту поездку по ягоду, и правоту Сани, похоже, смертельно раненного, и своё бессилие горожанина, который даже не подозревал, с чем может столкнуться в тайге.

Он сказал:

– Ты держись… Я быстро… До темноты эмчеэсники подоспеют. От города до Дальян три часа. А до сюда – всего ничего.

– Разве… уже… не ночь?.. 

Это были последние слова друга. После них стихло и бульканье крови.

Кирилл ломанулся прямо на просвет в деревьях. Он всегда боялся боли, но сейчас рвущие голову на части, пульсирующие наплывы не значили ничего. Как и прострелы в обвисшей руке, как и мозжение в разорванной скуле.

И вот он – песчаный пятак у малинника! Дорогу от него до заимки Кирилл запомнил очень хорошо. Он вытер залитое кровью лицо полой рубашки. Как повезло-то: у каменной кладки могилы кто-то сидел, уткнув голову в колени. По белому платку с мелким синим принтом Кирилл признал бабу Настю.

– Беда! – бросился он к ней. – Саню лиственницей придавило! Он там!.. Я до заимки… У вас же там рация?.. А вы… вы же многое умеете, Саня говорил…

Бабка промолчала, не поднимая голову с колен, потом злобно сказала:

– А поделом сучонышу!

Кирилл от неожиданности рухнул рядом на колени, которые просто взвыли от боли:

– Баба Настя… Анастасия… помогите!..

Старуха глухо ответила, утерев лицо концом платка:

– Ему, сучонышу, сила была дадена все тропы знать, любого зверя за собой водить. На него сам Игылдох приходил смотреть, из-под земли поднимался.

Кирилл, заикаясь, спросил:

– Какой ещё… Игылдох?

Старуха усмехнулась:

– Не знаешь такого? Тебе же лучше. Великий ему подарки оставил. Первому за три сотни лет. А он… сучоныш…

Кириллу показалось, что бабка не произнесла, а словно выплюнула ругательство.

– Он с городскими браконьерами сговорился зверя к петле подманить. За лисапед поганый, с которым в тайге делать нечего, – задыхаясь от злобы, сказала старуха. – Лучшую медведицу с медвежатами – пестуном и крохой сеголеткой – гадам отдал. За то и был проклят. Семён-то погнал родителей с сучонышем подале, чтобы ублюдку отвечать не пришлось. А ответить всё равно придётся…

– Баба Настя! Саня вот-вот умрёт! Помогите! Он в вас так верил! – в отчаянии завопил Кирилл, не придавая значения бредовым речам спятившей старухи. Не могло быть такого: ни проклятия, ни какого-то Игылдоха. Саня всегда был оборотистым состоятельным бизнесменом. Но и другом хорошим тоже…

– Помрёт – туда ему и дорога, – заявила бабка, всё ещё не поворачиваясь к Кириллу. – Подлая душа у него, несмотря на могучество. Медвежонок-пестун убежал от пойманной матери… А сеголеток-то к Саньку кинулся… Почуял, видать, силу в нём. Сучоныш его трофеем в Дальяны взял, за пазуху сунул. А зверёныш со страху жидким дерьмом уделал всю одёжу. Санёк и кинул его первым же попавшимся собакам. За это он должен своего сына лесу отдать. А сам пусть подыхает…

– Нет у Сани сына! – заорал Кирилл. – И не будет никогда, если…

Тут старуха резко распрямилась, развернулась и больно схватила его за раненую руку, словно впилась острыми железяками. Кирилл даже зажмурился, не в силах сдержать крик. А когда открыл глаза, то не сразу смог поверить им.

На него провалами глазниц, забитыми землёй, смотрел череп с седыми космами, торчавшими из-под белого платка с синим мелким узором… Коричневые костяшки пальцев с длинными ногтями и серыми сухожилиями тянули к земле, которая поглощала тело…

На миг Кириллу стало всё равно. Он оцепенел от ужаса. Будь что будет. Вот только Динька… его чудаковатый сынок. Светка, верная и заботливая, не сказавшая ни слова против… И он стал сопротивляться старой дохлятине. Ещё одному мороку этих мест.

3

Марина и Света не дождались мужчин к обеду, но не особо забеспокоились. Они хорошо знали привычки благоверных забивать на все обещания и посулы ради своих мужских интересов. Ну, разведали ягоду, решили с ружьишками по лесу помотаться. Вернутся, куда денутся. И сами женщины осмелели до того, что побродили по заимке. Марина даже нашла здоровенный оловянный чайник с клеймом в куче мусора за забором.

Диня послушно вертелся у них на глазах, шарил в сараях, сбивал палкой метельчатые травы. К колодцу не лез, и ладно. Потом вдруг сшиб чуркой один их медвежьих черепов на столбе. Светлана тут же загнала его в избу, ругая: вот вернётся баба Настя, что она скажет? Сын же посмотрел на мать, как на малыша-несмышлёныша, и ответил:

– Пока она из земли вылезет, я далеко убежать смогу.

Мать хотела отвесить ему затрещину, но Диня шустро скрылся за дверью.

– Фантазирует опять… – извинилась Света перед Мариной.

Марина не поверила. Она, сидя на чурбане для колки дров, пыталась отчистить золой свою находку.

– Ты так и не рассказала, о чём с тобой говорила старуха и с чего она подарила Диньке оружие, – заметила она.

– Да наболтала всякую чушь, я и особенно прислушалась, – уклончиво ответила Света. – Вроде Дениска – потомок какого-то лесного человека со властью над зверьём и тайгой. Что взять с помешавшейся от одиночества бабки? Да ещё ребёнка мне испортила – вон как стал дерзить. А был послушным.

– А у кого из вас с Киром в родне лесные люди? – усмехнулась Марина.

– В том-то и дело, что ни у кого, – в тон ей заметила Света. – Мои родители из Питера, приехали строить БАМ, да так и застряли здесь. Предки Кирилла всю жизнь в городе жили.

– Значит, подменили вам сына в роддоме, – пошутила подруга. – Сами-то вы белобрысые и голубоглазые. А Динька шатен с чёрными глазами-щёлками.

– В деда моего, – вдруг рассердилась Света и добавила: – Пойду граблями мусор со двора соберу.

Но Марине уже попала шлея под хвост:

– На Саньку моего Диня похож. Да ты ничего не подумай, у моего кобелины две жены было, да долго не продержались. А от меня он не отвертится! Я не картошка, не выбросишь в окошко! 

– Может, твой Саня не картошку, а ягодку любит, – огрызнулась Света и зашагала к сараю.

– Уж не такую ли, как ты? – с издёвкой бросила ей вслед Марина. – Признайся, подруга, не от Сани ли сынка-то нагуляла? Да не боись, кто до меня у него был, тот сплыл.

Света даже не повернулась. Никто не видел, как она прикусила губу, чтобы не разреветься.

Марина выпалила всё это от привычки злословить в своей кафешке, где текучка персонала сделала её жёсткой и языкастой управляющей. Но потом задумалась: ведь и на самом деле Саня с Динькой тянулись друг к другу. Кирилл больше напоминал чужого дядю, чем отца. Она не имела ничего против парнишки, послушного и ласкового. И ей стало стыдно, что наговорила лишнего.

Поэтому, когда Динька попросился из избы на улицу, заступилась за него. Стоило ли в тайгу ехать, чтобы дышать духотой старой избы.

– Мам, можно с рожком поиграть? – спросил Денис.

Светлана только рукой махнула, ещё не в силах отойти от неприятного разговора.

Диня сначала никак не мог совладать с широким мундштуком инструмента, сипел и отплёвывался, потом всё же издал звук, да какой! Женщины вздрогнули и стали оглядываться в ужасе, не подозревая, что это прозвучал рожок – деревянный конус с костяным нагубником.

Над заимкой поплыл рёв зверя, отдающий в низкую хрипотцу. А Динька старался из всех сил, выпучив глазёнки и раздувая щёки.

– А ну прекрати! – крикнула Света, но ребёнок не послушался, отбежал подальше, чтобы мать не отобрала игрушку.

Показать полностью

Игылдох

Часть вторая

Кирилл набросился на сына:

– Вы как очутились в избе? Я в окно смотрел и не видел, что вы возвращаетесь. Отдай оружие. А ну, быстро! Где взял?

Диня попятился, его глаза налились слезами, губы сложились в горестную подковку. Но нож он спрятал за спину.

В кухне появилась бабка и следом – Света с виновато опущенной головой.

– Ты чего в чужом дому грохочешь? – грозно спросила старуха. – Нож дитяте за заслуги даден, не тебе.

Кирилл почувствовал прикосновение Сашиной руки к плечу и сменил тон, постарался объяснить спятившей бабке:

– Я понял, нож вы подарили ребёнку за какие-то заслуги. Надеюсь, вы расскажете за какие. Но пусть он пока побудет у меня. Мой сын мал, нельзя поручиться за то, что он не поранится.

Но ещё больше разжёг скандал.

— Тебе, и тебе, и тебе, – бабка поочередно кивнула на Сашу, Марину и Кирилла, погрозила корявым пальцем и гаркнула: – Ничего рассказывать не стану. Так обойдётесь. А мальцу нож пригодится.

Старуха подтянула тростью скамеечку и полезла на печку. Улеглась в овчины и задёрнула ситцевые выцветшие занавески.

Зашелестел Светин голос, и без того тихий:

– Сыночек… положи нож в эту сумку. Вот молодец. И гудок или рожок этот – туда же. Умница. Пусть сумка пока на столе полежит, хорошо? Если захочешь взять, меня позови. Договорились?

Диня послушно выполнил просьбы матери. Но отца обошел стороной, словно боялся, что он выхватит у него безобразную кожаную сумку, такую же облезлую, как бабкина шапка.

– Так, Светик, сейчас мы что-нибудь пожевать приготовим. А то все от голода злые, – сказала неунывающая Марина.

А Саша вытащил плоскую фляжку, кивнул на дверь и энергично подмигнул Кириллу.

Марина рассмеялась, даже Света улыбнулась.

Мужчины вышли. А что? После такой дороги и приема, оказанного бабой Настей, не грех и расслабиться. Не в «дому» же они примут на грудь коньячку, а на улице, и ладно.

Света протянула сыну небольшой пакетик с «Лего» и велела поиграть в большой комнате, а сама стала помогать Марине. Через некоторое время та спросила у неё шёпотом:

– А как вы в избе-то очутились, минуя дверь?

Света молча пожала плечами и протянула Марине картонную тарелочку с нарезанной колбасой.

«Вот малахольная, – подумала Марина, – недаром Киря гуляет от неё налево не один год. А дурочка и не догадывается».

Когда вернулись краснолицые и довольные мужчины с охапками дров, печку было решено не топить. На ней же эта баба Настя. А она велела не беспокоить.

Ужинали в большой комнате за круглым столом. И всех что-то тревожило, томило в этом чудном «дому». Что-то было не так.

Легли спать на бабкином белье, но не раздеваясь.

Ночью завозился между отцом и матерью Диня, попросился в туалет. Света пожалела, что не догадались поставить ведро в сенях на такой случай, прошла на кухню, зажгла лампу, позвала сына.

Диня уставился на пол возле скамеечки.

– Чего ждёшь-то? Пошли уж на улицу. Холод собачий, – сказала Света и только потом обратила внимание, что возле печки нет бабкиных калош. Она подошла к занавескам, прислушалась.

Тихо… дыхания старухи не слышно.

Света чуть приоткрыла занавеску. Груда овчин. Старухи нет. Ну что тут такого? Вышла баба Настя на двор по обычной надобности.

Однако дверь в сенях оказалась запертой на внутренний засов. Как же удалось бабке выбраться-то?

Света разрешила Дине побрызгать с крыльца. Страшновато было идти к туалету, который стоял почти у самого забора.

А утром за завтраком ко всем непоняткам добавились новые.

Диня, поглощая печенье, спросил:

– А почему на стене на портретах чёрные ленточки?

Он ещё не сталкивался с атрибутикой смерти.

Саша ответил:

– Это значит, что люди умерли.

– А кто на портретах? – не успокоился Диня.

Саша всмотрелся, нахмурился и поднялся из-за стола. Прошёл в кухню и отдёрнул занавеску над печкой. Присвистнул и сказал:

– Баба Настя куда-то подалась с утра пораньше. Вот же неугомонная старуха. Только шапка её осталась. Видно, наш платок надела.

2

Саша и Кирилл вооружились ружьишками и решили сначала осмотреться, а потом уже брать по ягоду женщин и Диню. Им пришлось вытерпеть нешуточный скандал, затеянный Мариной, которая ни за что не захотела оставаться «в этой чёртовой избе» с портретами умерших хозяев при том, что старуха всё ещё шастает по земле и даже образцово содержит дом. Да ещё наблюдательный Диня добавил ей переживаний, когда сообщил, что ночью сени были заперты на засов изнутри. Света дёрнула его за рукав несколько раз, чтобы он перестал, ибо сын мог рассказать ещё кое-что… Ей же самой показалось, что безопаснее странной избы нет ничего в этом глухом углу, в который дальянцы даже не хотят заглядывать.

– Куда мы сейчас? – спросил Кирилл, шагая за Сашей по едва заметной тропе, очень узкой и извилистой.

Саша сказал:

– На взгорочек поднимемся. Там лес редкий и малины страсть как много. Я сначала с отцом и мамой туда ходил, а потом и с ребятнёй бегал.

И вдруг саданул железкой о котелок, который позаимствовал в сенях избы.

Кирилл вздрогнул:

– Ты чего?

– Не забывай, что малину не только мы любим… – рассмеялся Саша. – Медведи услышат и затаятся. Да ты не бойся, мишкам мы без надобности. И говори громко, не стесняйся. Хочешь – пой.

Кирилл пробормотал:

– Сам же говорил, что в тайге кричать нельзя.

Саша поправил:

– Не кричать, а визжать. Был хоть раз на охоте, слышал визг зайца-подранка? Это звук добычи. Он зверьё раздражает и пробуждает интерес – а нельзя ли пойманное отжать.

Тропа между замшелых стволов стала шире, а сами они сменились осанистыми соснами помоложе. За ними открылась песчано-каменистая проплешина.

Саша стянул с головы щеголеватый кепарик и сказал:

– Ну, здравствуй, дядя Фёдор. Значит, вот как встретились. А бабка твоя не рассказала, что ты помер…

Кирилл не сразу заметил груду камней, над которой торчал низкий крест с выцветшими ленточками.

Ягодники присели возле могилы, похоже, очень старой.

– Могилы камнями обкладывают, чтобы зверь не разрыл, – пояснил Саня и обратился к кому-то:

– Ну как ты тут?

Затем он достал из внутреннего кармана куртки фляжку и побрызгал на могилу:

– Выпей с нами, поговори…

Кирилл счёл дуростью слова друга и засыпал вопросами:

– А ты почём знаешь, что это могила Фёдора? Может, кого-то другого здесь зарыли. И странно как-то: в избе портреты покойных супругов, а могила-то одна.

Саша взглянул на него, как на досадную помеху, и объяснил:

– Так это дяди Фёдора лес-то был. Никто не мог на его участке землёй прикрыться, кроме него самого. А могилы бабы Насти нет, потому что жива ещё.

Кирилл возмутился:

– А ленточка-то на протрете? Женщины перепугались, что бабка вроде зомби.

Саша засмеялся:

– Но ты-то не женщина… В наших краях и гроб себе про запас могли сделать, если попалась подходящая колода. А баба Настя поступила мудро: налепила ленточку загодя. Случись с ней что, кто об этом позаботится? Ты бы помолчал, а? Дай с дядей Фёдором мыслишками обменяться.

Минуту-другую Саша задумчиво щурил глаза, а потом поднялся и сказал:

– Ну, прощай пока, дядя Фёдор. Мы пойдём ягоду проверим, а ты уж отдыхай, лесной хозяин.

Кирилл охотно подскочил и не смог удержаться от подколки:

– Ну что, обменялся мыслишками с покойным? Что он сказал-то?

Саша рассердился:

– Ну что ты за человек? Обычаев не знаешь, глумишься над прахом. Ничего дядя Фёдор не сказал. И это не к добру. Давай-ка к ягоднику пойдём. Да смотри не подходи к обжёванным веткам, если такие увидишь. Оставишь свой запах – мишка тебя и через три дня найдёт: кто ел мою малину да всю выел?

Ягодник был богатым, чуть ли не в километр длиной. Тонкие невысокие ветви клонились к земле, играли на ветру глянцевой зеленью и сероватой войлочной изнанкой листьев. Сначала ягод было не видно, а вот как разогнёшь ветвь, так и ударит в глаза алая сочность крупной малины. А уж какой сладкой и терпкой она была! Не сравнить с кисловатой садовой.

Мужчины быстро набрали по котелку. Кирилл заметил, что напарник собирает отдельно чёрные обветренные веточки с бурыми комочками ягоды. Саша пояснил: завялившаяся ягода, если не было дождей, – первое средство против всяких ОРВИ и вообще бальзам для чая, особенно после баньки. Сушённая на поддонах тоже хороша, но та, что на кустах болталась – самое то.

Они отошли порядочно в сторону от начала места сбора, и Кирилл было забеспокоился о том, как выбраться из зарослей. Саша лишь беспечно махнул рукой. Однако безоблачная просинь неба потемнела, ягода уже почему-то показалась не алой, а багряной, похожей на кровь. Ветер шумнул сохлой нижней листвой малинника. Утро прямо на глазах потемнело, словно нахмурилось, без явных признаков непогоды.

– Слушай, пора к заимке, – сказал Кирилл. – Разведали, и достаточно. Женщины с ребёнком, наверное, заждались.

Саша высыпал в рот горсть ягод и сказал:

– Вечно эти женщины… Любой кайф обломают. Но так и быть, уходим.

Мужчины отправились лесом наискосок к песчаному пятаку с могилой.

Кирилл неожиданно для себя поинтересовался:

– Саня… Вот ты с третьей живёшь, а ребёнка почему-то не завёл.

Он вообще никогда не интересовался жизнью других людей и в свою никого не пускал, а сегодня потянуло на откровенность, словно бы тайга побуждала вывернуть друг другу душу наизнанку…

Друг хохотнул, наверное, хотел отделаться шуткой, но потом присел в папоротники, достал фляжку и сделал приглашающий жест Кириллу – садись, мол, передохнём.

– А ты знаешь, как-то не тянуло стать родителем, да и всё. А вот сейчас, когда в родные края явился, подумалось: а не прокляла ли меня родная бабка Фёкла.

Кирилл не поверил:

– Ты что говоришь-то? За что родная бабка может проклясть?

– Что-то тогда, двадцать пять лет назад, случилось. До этого мы все вместе в избе жили: дед с бабкой, мать с отцом и я. А тут баба Фёкла нас вдруг в барак прогнала, чтобы нашего духу во дворе не было. И дед Семён не заступился. Ещё и добавил: мотайте в город, лесной край теперь не про вас. Как сейчас помню: стоит бабка, слезами заливается, в глазах горе горькое, а сама орёт:

– И пусть Саньке бог детей не даст! Пусть в одиночку мыкается!

Кирилл пожал плечами:

– Маразм какой-то. Что же мог десятилетний пацан такого натворить для проклятия-то?

Саша ответил:

– Вот как на духу скажу: дружная у нас была семья, трудовая. Отец после школы в фазанке отучился, рано женился, меня родил. Дед Семён в ту пору при делах был, к себе в леспромхоз устроил и батю, и маму. Бабка со мной нянчилась. Я, конечно, с шилом в жопе рос, но меня все любили. И тут такой поворот.

Кирилл, о чём-то мрачно размышляя, спросил:

– Но вы ведь виделись со стариками?

Саня отрезал:

– Никогда! Даже об их смерти узнали после вызова в нотариальную контору. Батя унаследовал вклады, стоимость дома с пристройками, клочка земли. Дедов чужие люди похоронили, дом снесли. Дальяны стали прошлым, никогда сюда не ездил. А в этом году Маринке понадобилось по ягоду ехать, все мозги проела. И тут меня самого потянуло… безудержно просто. Нужно на обратном пути на кладбище заглянуть.

Кирилл ещё хлебнул из протянутой фляжки, поперхнулся и задал новый вопрос:

– А вдруг бабка Настя и на самом деле того?.. Померла.

Саша с уничижительной жалостью поглядел на него:

– Ты сам-то в своём уме, бро? Мертвяки ходят только в кино да сказках дебильных. Видел же: жива-здорова старуха. Как она на печку-то сиганула – ты так сумеешь? А внутренний засов снаружи можно острым штырьком со стороны филёнки задвинуть. Не воровал из дач по малолетству что ли?

– Да вот, не пришлось, – язвительно сказал Кирилл.

Показать полностью

Игылдох

Текст озвучен каналом "Таёжные истории", выделенные буквы были нужны для озвучки.

Часть первая

Часть вторая Игылдох

Часть третья Игылдох

Часть четвёртая Игылдох

1

Лэнд Ровер за три часа домчал ягодников до Дальян.

Саша первым выскочил из машины: как-никак посёлок детства, в котором он прожил десять лет. Окинул взглядом автобусную остановку, новые магазинчики, шашлычную палатку, асфальтированную улицу.

Марина, его новая жена, подошла, обняла, потёрлась щекой о плечо. Спросила:

– Чего застыл-то? Не узнаёшь родные места?

Следом из машины вышли друзья: Кирилл и Света. А их сын продолжил дремать, растянувшись на освободившемся сиденье.

Саша откликнулся на слова жены:

– Да… Как-то всё по-другому… Ожидал увидеть деревню с избами-развалюхами, а тут почти посёлок-новостройка.

– Ну и хорошо, не придётся в грязи вязнуть, – заметил Кирилл.

Шашлычник-мигрант в белой куртке с неясным логотипом весело замахал над углями куском пластика, поглядывая в сторону приезжих. Запах дымка вызвал урчание в животах.

Кирилл предложил, не сомневаясь, что его все поддержат:

– Давайте-ка по шашлычку! Завтрак уже утрамбовался в желудке.

Саша заглянул в салон, вытащил из бардачка маленький свёрток и сказал:

– Вы тут пока сделайте заказ, а я до тёти Любы пройду, отдам послание от её сынка. Это близко. Видите низкий домишко?

Шиферная приземистая крыша выглядела заплаткой среди яркой черепицы и металлопрофиля.

Предприимчивая Маринка спросила:

– А почему бы к ней не завалиться? Чайку горячего с молочком попить…

Она имела отношение к общепиту и терпеть не могла многочисленных мигрантов, которые чуть ли не на каждом углу поставили «точки» то с шашлыками, то с шаурмой, то с пирожками. А кто любит конкурентов?

Саша ухмыльнулся:

– У тёти Любы фамилия Бирюкова. И она сама под стать ей.

Маринка махнула рукой и с надменно-пренебрежительной гримасой направилась к столикам под тентом. Света затормошила семилетнего Диню.

Шашлык оказался выше всех похвал. Это признал даже вернувшийся Саша, прозванный друзьями мастером шампуров и мангала. А Маринка вовсе забыла про свою спесь, смакуя нежное мясо и пробуя разные соусы. Потом подъехал автобус с городскими ягодниками, местным людом, и шашлычник, казалось, превратился в многорукого индийского бога на батарейках. Саша и Кирилл выложили за обед запредельную сумму, но никто из компании не пожалел о потраченных деньгах.

– Так что там тётя Люба? – спросила Маринка, садясь в машину.

Все заметили в Сашиных руках «послание» – небольшой свёрточек, но не спросили, почему тётка не взяла его. Им-то какое дело до причуд сельчанки?

Саша ответил так задумчиво, что стало неясно, рад ли он полученным от тётки сведениям:

– Сказала, что малины море, на взгорье голубика…

– Я ж говорила! Себе наберём и вложенные в поездку деньги отобьём продажей! – воскликнула Маринка.

– Так-то оно так… – откликнулся Саша. – Но тётя Люба раскричалась, что не стоит ехать туда, куда мы, собственно, направляемся. Неизвестно, есть ли кто живой на заимке. Может, старики Шумаковы померли… Или вовсе ушли из этих мест. Год про них ничего не слышно. А проверять никто из местных не пойдёт. Тётя Люба и посылочку от сына не взяла, сказала, что нам самим пригодится.

– Это ещё почему не пойдут проверять? – возмутилась Света, которая трудилась соцработником. – Быть такого не может!

Саша усмехнулся:

– Ещё как может, Светик… Там — и он указал на череду пологих гор, покрытых лесами — все живут по своим законам. В тайге вырастают заимки, обживаются, покидаются людьми, которые идут туда, куда хотят. Они ни у кого ничего не просят и ни перед кем не отчитываются. Здесь всегда так было… С этим ещё в прошлом веке начали бороться, но отступились.

Подала голос Маринка:

– А почему местные их не навещают? Вдруг со стариками реальная беда или болезнь?

Саша охотно ответил с явной насмешкой в глазах:

– У лесных людей своя философия: жить столько, сколько отпущено веку. Поломался, заболел – стало быть, так нужно. Прячутся, как звери, чтобы встретить свою смерть в одиночестве и стать землёю. Я ж тебе рассказывал, что мы пацанами в тайге два раза кости находили…

– Ужас какой-то! – снова возмутилась Света. – Тела же могут животные…

И она не закончила фразу, передёрнула плечами.

– В этом-то и суть: ты жил и брал от леса всё нужное. Помер – отдай, – внезапно включился в беседу Кирилл, словно он, горожанин в пятом поколении, и сам был заправским таёжником.

Захныкал Диня, сын Светы и Кирилла.

– Ты чего, как маленький? Сам напросился. Нужно было остаться дома с бабушкой, – сердито сказала ему мать.

– А вдруг мы найдём кости? – хлюпнул носом Диня.

– Дениска, в тайге не костей нужно бояться, – ласково сказал ему Саша.

– А кого?

Малец встал со своего места и опёрся на спинку водительского сиденья.

– Самого себя, – с улыбкой ответил Саша.

– Я думал, медведя…

– Если знать, как себя вести, медведь не страшен. Тем более летом, когда кормов полно. А вот своих глупых поступков, страха, жадности, опрометчивости, словом, самого себя миновать трудно. Меня дед и отец сызмальства учили ходить по тайге. Может, не поверишь, но я в восемь лет однажды заночевал в лесу.

– Один?!.. – поразился Диня.

– Один! – рассмеялся Саша.

Кирилл сердито сказал сыну:

– Сядь на место, не мешай дяде Саше.
Лэнд Ровер действительно затрясло по старой просеке, заросшей травой и кустами.

Диня послушно опустился на сиденье и стал разглядывать лес, который плотной стеной окружил просеку. Внезапно он громко воскликнул:

– А в лесу что-то белое! Наверное, дым! Что-то горит.

Саша резко затормозил. Попасть под лесной пал – страшное дело. Взрослые уставились в сторону окна, к которому прилип носом Диня.

Света сказала раздражённо:

– Тебе снова почудилось, сынок. Не нужно путать реальность и фантазии.

Саша философски заметил:

– А кто-нибудь мне скажет, что такое реальность? Для каждого человека она разная.

И вышел из машины.

Диня радостно крикнул ему вослед:

– Фантазию видит один, а реальность – все! Так мама сказала.

Саша огляделся по сторонам, потянул носом и ответил:

– Нет дыма поблизости. Можно ехать, – потом уже в машине обернулся к Дине и добавил: – О лесном пожаре можно догадаться по птицам, животным. Они всегда беспокоятся. Птицы кричат и собираются в стаи высоко в небе. Животные убегают по одиночке. А ветер всегда несёт запах, можно сказать, что дым бежит впереди огня.

Диня пробормотал:

– Я думал, что про огонь можно узнать по сиренам пожарных машин. – А потом еле слышным шёпотом спросил самого себя: – Так что же я видел?

Тётя Марина тихонько рассмеялась, а мама дёрнула его за рукав.

Вскоре появилось подобие дороги, которая спустилась к низинке и уткнулась в лужу с топкими берегами. Всем пришлось выбраться и заняться ремонтом прежней гати, по которой давным-давно не ездили.

– Подкрепиться бы… – сказал Кирилл и вопросительно посмотрел на женщин.

Ответил ему Саша:

– Не стоит. До заимки Шумаковых недалеко. Там и поедим по-человечески, за столом с горячим чайком.

– А если… – начала изменившимся голосом Света и осеклась.

Саша весело её успокоил:

– Вот что значит городские жители. Их очень легко напугать всякой ерундой. Рация у Шумаковых есть. Если бы что-то пошло не так, все бы узнали.

– Рация?.. – удивилась Марина.

Её муж так же беззаботно ответил:

– Или радиоприёмник. Его можно настроить на волну Дальянского ОВД, МЧС…

Вскоре тайга раздвинулась в стороны от дороги.

– Раньше здесь лесозаготовители-сезонники жили, – пояснил Саша.

За развалинами, заросшими кустарником, лес снова сомкнулся. А потом показались чёрные от времени и непогод строения: изба с тёмными подслеповатыми окнами, баня, несколько сараев, лабаз на высоких столбах, но без лестницы.

– Похоже, здесь давно никого нет, – разочарованно протянул Кирилл.

А женщины взвизгнули, уставившись на столб полуразрушенной изгороди, и напугали при этом Диню, который вцепился в мать.

Саша прикрикнул на компанию:

– Эй! Я кому объяснял, что визжать в тайге нельзя? Это звук настигнутой добычи. А вот музон сейчас врубим.
Женщины хоть и замолчали, но продолжили со страхом глядеть на столб.

Кирилл всмотрелся и тоже вздрогнул:

– Череп!..

Саша пояснил:

– Ну да. И он здесь не один. Лесные суеверия требуют двенадцати голов побеждённых зверей.

Марина легонько стукнула его по спине:

– Приколоться захотел? Предупредить не мог?

Диня поинтересовался, опасливо глядя на белые кости с гигантскими жёлтыми клыками:

– Это медведь был?.. А зачем его череп на столб повесили? Чтобы другие боялись и к дому не подходили?

Саша улыбнулся и сдвинул козырёк Дининой бейсболки на самые брови мальчика:

– Верно рассуждаешь, лесной орех!

А Кирилл вдруг решил блеснуть знаниями:

– Скорее, не так всё было. В этой избе жил лесной колдун или какой-нибудь шаман, если шаманы вообще в избах живут. Эти черепа давали возможность побывать в Нижнем мире… Там обитают мёртвые и злые духи. И эти кости – проводники в царство смерти. Они же могли защитить шамана от опасности.

Саша не поддержал друга:

– Скажешь тоже… Особенно при Дине.

И включил музыку.

Марина рассердилась и крикнула:

– Да вы посмотрите на себя! Стоим, о какой-то чуши разговариваем вместо того, чтобы в избу войти! Ребёнок устал и проголодался!

Рядом с сараем зашевелилась трава.

Саша проследил её колыхание до кустов, за которыми вырастала стена леса, выключил магнитолу и сказал:

– Вот теперь в дом войдём. Все, кто на заимке был, поняли: хозяева вернулись. Пора место освобождать.

– И кто это был? Барсук? – спросил Кирилл.

Саша откликнулся:

– Вполне возможно. Здесь южная граница тайги, может водиться зверьё всех сибирских ареалов. И кабаны тоже. Но это не кабан.

– Спасибо, Кэп Очевидность, – чванливо заметил Кирилл.

А Саша не отреагировал, махнул рукой компании – мол, берём вещи.

Все с облегчением повернулись к машине – выгрузиться скорее да войти в избу. И тут за их спинами громко и печально взвыли старые запоры, со скрипом и треском открылась дверь избы.

Не по себе стало даже неутомимому и всезнающему Саше. Первым обернулся Диня и вежливо сказал:

– Здравствуйте. Мы в гости к вам.

Света сначала прижала к себе ребёнка, а потом только принялась разглядывать согнутую в три погибели старушенцию с тростью. Или человека, который напоминал бабку длинными седыми космами, которые спускались на грудь и спину из-под облезлой шапки. Остатки меха были странного цвета, похожими на серую дорожную пыль. Калоши на валенках с обрезанными голенищами, ватные штаны, фартук с карманами, кацавейка… И пристальный взгляд тёмных глаз.

– Кого ещё принесло?.. – произнесла старуха срывающимся, надсадным голосом, какой бывает у сильно простуженных или долго молчавших людей.

Саша сказал:

– Это я, баба Настя, Сашка Туманов. По ягоду приехал с друзьями. Вы меня не помните, наверное. А я двадцать пять лет назад частенько к вам прибегал из Дальян. Муку вам таскал и соль. Меня дед Семён отправлял.

– Я всю вашу Тумановскую родову помню, – неприветливо заявила бабка. – Мне ить щас делать нечего, кроме как помнить. Заходите ужо.

Мужчины быстренько выгрузили баулы, вскинули на плечи ружья в чехлах, на которые восторженно уставился Диня, и первыми вошли в тёмный зев сеней. Следом – женщины, с отвращением и досадой переглядываясь – лучше бы палатки захватили, чем ночевать в этой избе. Наверное, судя по хозяйке, там всё заросло от грязи.

В сенях остро пахло травами. За пять шагов, которые сделали гости, у них закружилась голова.

– Баба Настя несколько видов багульника сушит, – объяснил Саша. – Раньше только им всю дальянскую шпану лечили от кашля и простуды. А дед Семён примочки делал от ревматизма.

В кухне, куда они попали из сеней, вспыхнул свет – это бабка зажгла керосиновую лампу.

Женщины с удивлением огляделись. Кругом царила идеальная, по сельским меркам, чистота.

Бабка с ожиданием воззрилась на них.

Кирилл поставил на стол, покрытый затёртой клеёнкой, объёмистую клетчатую сумку с гостинцами для хозяйки. Она сердито заметила:

– На столе место только для хлеба и еды, а свои котомки скидывайте на пол.

Кирилл повиновался, вжикнул молнией и принялся выгружать продукты.

Глаза бабки жадно вспыхнули.

Ежеля бы мой Фёдор-то видел такое богачество, то сюды бы пришёл.

Когда следом за упаковками круп и сахара, макарон, конфет, на столе выстроились банки с тушёнкой и сгущёнкой, она распорядилась:

– Еду – в поставцы. Готовить – на плитке с газом, не забудьте вентиль баллона закрутить. Вода в колодце за домом. На ночь подтопите печку, здеся вам не курорты, холодно. Спать в светёлке и темнушке, которая без окна, лежанок всем хватит. Бельё в шкапу, да не брезгуйте, всё с щёлоком кипячённое и проветренное. На мальца не орите – пусть бегает и играет, мне тишина ни к чему. Наслушалась я её, тишины-то… На печке буду отлёживаться. Побеспокоите – пожалеете. И ещё: в моём дому не бражничать!

И бабка сурово посмотрела в глаза каждому из компании.

Света вдруг бросилась вон, не сказав ни слова. Пока бабка и Саша обменялись несколькими словами о нынешней ягоде, она вернулась со свёрточком, который Саша забыл в машине.

– Вот, это вам, – сказала она.

Бабка недоверчиво посмотрела на неё, но взяла «послание», чиркнула по бумаге в полиэтилене громадным тёмным ногтем. И легко разрезала её, как ножом! В свёртке оказался обычный старушачий платок. Такие уже и не носили, разве что хоронили в них тех, кто задержался до преклонных лет на этом свете, – белый, с мелким синеньким принтом.

Бабка обрадовалась необыкновенно. В её сморщенных веках даже появились мутноватые слезинки:

– От радость-то! Уж не чаяла дождаться, думала, так в шапке и останусь! А негоже женсчине в шапке под земляное одеяло лезть!

Она сунула платок за пазуху, утёрла кулаком большой, весь в рытвинах и чёрных точках, нос и обратилась к Светке:

– Не знаю, кто ты… Но улестила так улестила. За это услужу. Ступай за мной.

И цапнула Светку за руку, потянула из избы. Диня увязался за матерью.

Саша усмехнулся:

– Я бабкину радость привёз, а услужит старуха Светику! Вот она, справедливость-то!

Кирилл встревоженно сказал, глядя в окно:

– В сарай повела… Она точно в себе, эта твоя баба Настя?

Саша уверенно ответил:

– Не сомневайся! Старуха здравомыслящая, отличная лекарка, всю тайгу исходила, выживет там, где сильные мужики кони двинут. Видал у неё на лице отметины? От пороха… Она тогда от трёх браконьеров или ещё кого-то отбилась. А её старик, Фёдор Юрьевич, потом их выследил, да и того… Хорошо помню, как отец и мой дед об этом говорили…

Кирилл, всё так же глядя в окно, пробормотал:

– Убил что ли?.. Тогда его самого должны были бы посадить.

– Может, и посадили бы, если бы кто-нибудь заявил. Дальянцы сочли, что он поступил правильно.

Марина меж тем растолкала продукты по навесным шкафчикам-«поставцам» и, подбоченившись, посмотрела на мужа.

Саша поймал её взгляд и спросил:

– Что такое, Марьянушка?

– Скажи, для чего мы бабке привезли прорву круп, макарон и банок?

Саша, который если иногда и злился на жену, то никогда не показывал этого. Он ответил:

– Чтобы бабушка кушала. Ведь по состоянию дороги видно, что в этих местах года два никого не было. А то и больше.

Марина сказала с подначкой:

– Отчего тогда все шкафы забиты всякой всячиной? А одна из банок сгущёнки маркирована прошлым веком?

Саша только пожал плечами.

Кирилл забормотал о своём:

– Отчего же их так долго нету? Пойду проверю…

Саша предупредил:

– Да не дёргайся ты понапрасну. Баба Настя не любит, когда что-то делают не по её.

В «светёлке», то есть большой комнате, отделённой от «темнушки» без окна деревянной стеной, раздался голос старухи:

– Запомнила? Делай, как я наказала…

Послышался покорный Светин ответ:

– Хорошо…

В кухню влетел радостный Диня с обтрёпанной сумкой и похвастался:

– Папа! Смотри, у меня настоящий охотничий нож!

И ребёнок показал ножны. Из них торчала костяная рукоять.

Показать полностью

Хранитель Байкала


Часть 2. Заключительная.

С работой он угадал. Конечно же его уволили. Сами посудите – столько дней отсутствовать без предупреждения и уважительных причин. Кто такого работника держать станет?
Это ему поведал Семён – водитель шефа, которого он встретил, идя с автобуса в сторону дома.
Заодно тот ему посоветовал прямо сейчас забрать документы с работы. Пока шеф там отсутствует. Иначе головомойка по полной будет обеспечена. Даже предложил его подвезти до работы, потому как сам туда возвращался, отвезя шефа по его делам. Виталий не стал долго раздумывать, сел в машину к Семёну и поехал с ним до работы. Теперь уже бывшей. Всё было готово и оформлено, потому много времени и не заняло, и буквально через полчаса, он уже выбирался из маршрутки на знакомой остановке. Понимая, что дома в холодильнике мышь повесилась, решил зайти в магазин по пути. Быстро набрал продуктов, но подойдя к кассе понял, что тут он застрянет надолго. Стояла большая очередь, и даже отсюда он слышал нервные оправдания кассирши о том, что одна вчера уволилась, другая с утра не вышла, а она разорваться на две кассы не может. Народ возмущался, но поскольку Виталику спешить было некуда, то он и не стал поддакивать и ворчать вместе со всеми, а просто стоял и ждал, когда подойдет его очередь. Когда перед ним осталось пара человек, в магазин забежал сосед Пашка. Тот самый, закодированный. Забежал и резко остановился, увидев размеры очереди. Присвистнул и тихо выматерился. Тогда Виталик его окликнул его и предложил побыстрее набрать, чего ему там надо, а он вместе со своими продуктами их оплатит, чтобы тому не стоять в очередь, которая только увеличивалась. Ближайший магазин был отсюда далековато, поэтому народ выбирал торчание в очереди и ворчание, чем топать до другого магазина. Сосед кивнул и припустил в торговый зал. Когда подошла его очередь, то Пашка буквально подлетел к нему и всучил свою корзинку с продуктами. Успел. Народ завозмущался, Пашка отбрехивался, продавщица сноровисто перекидывала покупки с ленты, а Виталик отсчитывал деньги. Все были при деле.
Уже покинув магазин, под возмущенные крики и упреки безочередникам и тем, кто им потворствует, Паша поблагодарил соседа – Спасибо! Выручил, так выручил! Я на обед еле вырвался, а дома шаром покати. Моя то с детьми к тёще уперлась на неделю, а я на работе с утра и допоздна. Кстати, я тут Генку видел. С твоей работы. Ну этого, как его? Вспомнил! Самохвалова. Так он сказал, что тебя поперли за прогулы. Правда?
Виталий только молча кивнул и добавил , что сам виноват.
Пашка тоже покивал и продолжил – Я это к чему у тебя спросил – у нас контора тут два объекта крупных на подряд взяла. Объекты хорошие, жирные, как говорится. А вот с народом беда. Не рассчитывали они, что оба объекта смогут подгрести. Теперь вот мы отдуваемся, взмыленные. Без выходных и проходных. А ты, если безработный выходит теперь, так давай к нам! Нам в бригаду дали одного молодого, но уж больно малахольный. И всё равно не хватает народу. Серегу – старшего нашего, ты знаешь, так что нормально всё будет. Оплата реально достойная, а то, что с утра до ночи и без выходных почти, так тебе, я думаю, наоборот только плюс. Думать ни о чем таком некогда будет! Потом, объекты сдадим, и  в нормальный график войдем, так что давай к нам, а?
Виталик задумался буквально на несколько секунд. Действительно, почему бы и нет? О чем и сообщил Павлу. Тут же сговорились, что сосед после обеда решит вопрос  с его трудоустройством и чтобы прямо завтра с утра уже и приступал. За время разговора они дошли до подъезда, в котором оба и проживали, Паша пожал ему руку, в знак закрепления их договоренностей и пошел пешком, а Виталик остался ждать лифта. Всё же пятый этаж, это вам не Пашкин третий.
Дома он увидел сиротливо лежащий на тумбочке телефон, который решил не брать с собой, во избежание. Родителей он с телефона Дена предупредил об отъезде на Байкал на несколько дней. И то, через его, Дениса, маму, потому как кто сейчас может запомнить номера телефонов наизусть? Да никто. А у Дена не было номеров его родителей.
Валяющийся столько дней телефон, ожидаемо, разрядился в ноль. Поэтому Виталя воткнул его заряжаться, а сам отправился в душ, с дороги, да потом на кухню, приготовить и покушать. От кулинарно-поварских изысков он, как и большинство мужчин, был далек, потому не мудрствуя приготовил себе яишенку с колбасой.
Пообедав,  решил, что телефон уже достаточно зарядился и можно его уже и включить. Включив телефон он набрал сначала Наталье, сообщить ей, что уже успел устроиться на работу, и значит, уже скоро вернет долг. Та за него искренне порадовалась и намекнула, что лучше бы он привез эти деньги лично. И желательно, чтобы уже с той самой девушкой из сна.
- Наташ, ну вот серьезно – где я тебе её найду? Буду бегать по улицам и заглядываться на всех русоволосых девушек? Да я и видел её только в профиль, я же тебе говорил. И вообще, это всего лишь сон. Понимаешь? Сон! Нет, это я не отказываюсь в гости приехать! Только «ЗА»! Вот только вряд ли я буду в компании той самой… Понял, понял … хорошо, не буду с тобой спорить – как будет, так и будет. Всё, пока-пока!
И с облегчением положил трубку. Он уже пожалел, что рассказал этот свой сон ей. И главное – спорить бесполезно. Ибо женщины, они такие.
И почти тут же зазвонил телефон. Звонила мама.
- Здравствуй, Виталик. Приехал значит? И даже не звонишь. Опять только от Надюши – Денискиной мамы и узнала, что вы вернулись раньше срока.
- Мам! Да я только домой зашел и телефон зарядил! Вот включил только!
- Ну да, ну да. Ладно, не о том речь.
Тон у мамы был серьезный и немного грустный.
- Отец в больнице лежит. Я подумала, может всё же переступишь через свою гордыню, да навестишь его. Или нет?
- Мам, что с ним?! Как это вообще … Когда?!
- Да после вашего последнего разговора он несколько дней ходил маялся, а потом узнали, что эта тварь хвостом вильнула и сбежала от тебя. Тоже, заметь, не от тебя узнали,  а вообще от чужих людей. Но да ладно. И дозвониться до тебя не могли. Собрались поехать к тебе, но не успели. Прихватило его и на скорой в больницу. Я Надю попросила не говорить, когда она мне весточку передала, что ты на Байкал с Дениской и Наташкой подался. Я подумала, что пусть уж лучше ты спокойно отдохнешь. Отца на нервной почве скрутило. Прокололи, прокапали и вроде как полегче уже. Но ещё неделю точно проваляется там. Так вот я и подумала …
- Да, конечно мам. Я тогда сейчас к тебе, а потом …
- Нет, я вчера была, а он ворчит, что нечего к нему через весь город каждый день таскаться. Мол, всё равно не дождетесь. Ну ты же его знаешь. Да и вам бы без меня поговорить нужно. Наговорили вы другу кучу всего, и никто первый шаг к примирению делать не хочет. Оба хороши. Ну да чего удивляться – яблоко от яблони … Дал же Бог мне двух твердолобых мужиков. Как промеж двух огней. И, ты вот только не фыркай, но пожалей отца, да и мои нервы – возьми да извинись. Не переломишься. А там и он помягчеет, глядишь и помиритесь. Не чужие же вы друг другу люди.
- Да мам. Мне самому, если честно стыдно, за то, что тогда в запале ему наговорил. Сейчас прямо и поеду.
В трубке на несколько мгновений повисла тишина.
- Алло, мам? Ты здесь? Тишина просто в трубке. Алло!
- Да здесь, здесь. Неожиданно было как-то. Вот я и растерялась. Думала уговаривать тебя, упрашивать придется, а ты … Повзрослеть решил?
Виталик усмехнулся и ответил – Так давно пора. И, лучше поздно, чем никогда. Ты лучше скажи, что ему захватить в больницу.
- Да всё у него есть. Так что езжай. Как раз пока соберешься и доберешься, часы посещений начнутся. С трёх до пяти. Так что не опоздай. Палата 207 у него.
Немного помолчав мама добавила – и как выйдешь от него, позвони, если несложно, пожалуйста.
- Конечно мам, обязательно! Пошел я собираться.

Виталий уже ехал в маршрутке, когда телефон зазвонил снова. И снова эта была мама. Виталик взял трубку с легкой тревогой – Что-то случилось, мам? Я ещё только еду.
- Да отец звонил. Я ему про тебя говорить ничего не стала. Так он просил завтра привезти ему лекарство. Он собирался там же около больницы в аптечном киоске купить, но не оказалось в наличии. Так может ты по дороге купишь? Ох, у тебя же, наверное, с деньгами совсем швах. Ладно. Я тогда …
- Мама! Да есть у меня деньги, есть! Давай скидывай название, а я … О! Вон как раз аптека напротив остановки! Сейчас выйду и куплю.
- Хорошо. Сейчас тогда скину название.
Закончив разговор он успел вышмыгнуть из маршрутки, которая уже собиралась трогаться от остановки, под недовольное ворчание водителя. Перешел дорогу и зашел в аптеку. Как раз в этот момент спиликал телефон, принявший смс-ку от мамы.
Но увы, нужного лекарства и в этой аптеке не оказалось. Увидев его расстроенное лицо, девушка провизор, предложила ему зайти в аптеку в двух кварталах отсюда.
- А там точно есть? Понимаете, мне отцу в больницу надо, а я так пробегаю и время для посещений закончится.
Девушка глянула на него, вздохнула, и сообщила ему, что в той аптеке работает её однокурсница и если она найдет её телефон, то сейчас позвонит ей и узнает, чтобы ему зря не ходить. Нашелся и номер однокурсницы, и нужное лекарство в её аптеке. Виталий от всего сердца поблагодарил девушку за помощь и направился по указанному адресу. Нужное здание он отыскал быстро и поднявшись на крылечко открыл дверь. Чтобы не терять времени, он на ходу достал телефон, дабы убедиться в точности названия нужного ему лекарства. Отметив, силу доводчика на двери, он решил её придержать, чтобы та не хлопнула, и зайдя внутрь направился к прилавку. Телефон подглючивал и Виталик, только дойдя до прилавка и уперевшись в него смог открыть мамино сообщение с названием препарата.
- Девушка, вам сейчас звонила ваша …
- Ой! А я и не слышала, как вы вошли!
Виталик поднял голову от телефона и увидел стоящую к нему спиной девушку, в халате похожим на медицинский, которая пыталась что-то достать с верхней полки, и потому она повернула к нему лишь голову. Так, что было видно лишь профиль.  Симпатичный,  к слову сказать, профиль, обрамленный русыми волосами.

Показать полностью

Хранитель Байкала


Часть 1. 


- Это же надо быть такой тварью! Как так можно было поступить?!
Вопросы остались без ответа. Да и не ожидался на них ответ. Виталий сидел на полу, у шкафа, держа в руках фальшбортик, за которым он хранил заначку на чёрный день. Буквально несколько тысяч рублей. Но не их, не той, кто их оттуда изъяла, в доме уже не было. И не будет. Потому что Светка, которая и украла эти купюры, больше не его жена и уже укатила с новым хахалем в областной центр. Что ей делать в этом захолустье с ним, бесперспективным, мужиком, тридцати лет отроду. Она же ещё молода и у неё вся жизнь впереди. И от неё нужно взять всё, и побольше, побольше.
Виталий не сомневался, что и этого нового хахаля она без раздумий разменяет на другого. Ещё более успешного и перспективного. На прощание же она взяла что смогла из ценных вещей, пока он был на работе и позвонила, огорошив новостью о разводе. Да и пусть подавится. Но вот заначка – она же про неё не знала. Вернее, он так думал, но увы. Тайничок оказался пуст.
Виталий так и сидел перед шкафом, прямо на паркете, думая, что же делать теперь? После этого внезапного для него и видимо давно запланированного Светкой развода, он буквально потух. Забил на работу и начал бухать. И сегодня с утра уже опохмелился, а на вечер взял бутылочку беленькой, без изысков. Но вот незадача – брякнул её со стола по неосторожности, и всё, нечем теперь залить тоску печальную. И денег нет. С карточек и хранившиеся дома, подтянула бывшая теперь уже жена. Аванс, выпрошенный на работе, кончился. Сосед Пашка, которого закодировала жена, теперь не займёт из принципа. Сам, как говорится, не ам, и другим …
Хорошо, что вспомнил про заначку, но и тут облом. Можно, конечно, позвонить кому-нибудь и занять, но для этого надо отыскать телефон, который он выключил и выкинул куда-то в угол комнаты, после третьего за день, после развода звонка –«А чо вы правда развелись? А чо так? А …? Ну ты не переживай, жизнь наладится»
Оставил бы включенным, так до сих пор бы названивали. Ну их всех. Только включить всё же придется. Надо же денег занять. Раз уж настроился пить, не дело ломать настрой при первых трудностях.
Но только успел телефон включиться, как раздался звонок.
-Алё! Виталя, здорова! Что делаешь?
Услышал он в трубке голос товарища со старого двора, в котором росли и с которым учились в одном классе. Судьба раскидала их после школы по разным городам и постепенно общение сошло на нет.
-Здорова, Ден. Сто лет тебя не слышал, не видел …
-Так ты же сам не звонишь и не перезваниваешь. Я же …
-Да, было. Дела всё какие-то никчемные и прочая ерунда, а потом забыл.
-Что-то голос у тебя не очень. Приболел?
Спросил старый школьный приятель с тревогой в голосе.
-Нет. Ты не знаешь, что ли?
-Чего не знаю? Да что у тебя стряслось?!
-Светка ушла.
-Вон чего.
Денис немного помолчал, видимо подбирая слова, а затем спросил
-Сочувствую. Значит в депрессию впал. Поди бухаешь ещё, горе заливаешь?
На этих словах нервы Виталия не выдержали, и он сорвался, крича в трубку
-А что мне ещё делать?! Петь, плясать и веселиться? Что?!
И резко выдохнув, замолк.
-Я тебе знаешь, чего звоню вообще.
Продолжил старый приятель как ни в чём ни бывало
-Наверное, узнать, как у меня дела. Вот я тебе и рассказал, как у меня дела.
Раздражено ответил Виталик.
-Да понял я, понял, что дела твои скорбные. Но есть предложение. Тебе сейчас самый раз будет. Точно тебе говорю.
-И что за это предложение такое? Если забухать, так я только «ЗА»! Но ты же за тридалёко теперь проживаешь, так что …
Денис прервал его – Во первых, не бухать. С этим ты и без меня отлично справляешься. Во вторых, я не за тридалёко, как ты выразился. Приехал с женой маму навестить. Так что я в нашем старом дворе нынче. Но бухать мы не будем. Говорю же, есть предложение куда поинтереснее.
-Ну прямо заинтриговал. И чего же мы тогда делать будем этакого интересного?
Уже более спокойным тоном, с проскальзывающими нотками любопытства поинтересовался он у приятеля.
-Помнишь, как мечтали в детстве на Байкал сгонять?
-Ну помню. Только где то детство и где тот Байкал.
-Детство не вернуть. Это да. А вот до Байкала вполне можно добраться. Купил я микроавтобус повышенной  проходимости и решил, значит, рвануть с женой на нем до Байкала. Планировал тебя с твоей пригласить составить компанию, но не мог дозвониться. Сейчас вот напоследок уже решил брякнуть. Наташа настояла. Всё равно с нами поедешь, развеешься и Байкал посмотришь. Детскую мечту исполним. Да и мне в дороге с тобой бы поспокойнее было. Всё же путь не близкий, да и дорога не всегда асфальтированная, места не особо населенные. Поехали, в общем. Чего тебе сидеть киснуть?

Виталий замялся.
-Да я бы в принципе и не против, только неудобно как-то. Я жену твою даже не видел ни разу …
-Видел, видел!
Засмеялся в трубку Денис.
- Я же тебя звал на свадьбу. Говорил, что будет сюрприз. А ты …
-А я хотел приехать. Но горящая путевка в Турцию и Светка, ну, которая бывшая. Теперь бывшая, а тогда …
-Да я понял. Неважно. Ты скажи, помнишь ту белобрысую вредину с нашего двора, что за нами хвостиком всегда пыталась увязаться и шантажировала наябедничать на нас, если не возьмем?
-Помню.
Ответил Виталик, уже с улыбкой.
Тем временем в трубке послышался приглушенный вскрик и голос Дениса, отстранившего трубку, но всё равно неплохо слышимый и обращенный явно не к нему
– Ну ты чего? Как я ему объясню, кто ты? А так … Ай! Да хватит! Вот на лучше трубку, и сама тогда с ним говори!
В трубке послышался приятный женский голос. Совсем непохожий на писклявый голосок мелкой липучки-приставучки, как они её звали тогда.
-Виталик привет!
-Привет, Наташа! Ты извини, я не знал …
-Ой да ладно, перестань. Ты давай собирайся, отлеживайся, и чтобы завтра в 5 утра как штык у своего дома нас ждал! Мы позвоним, конечно. Но ты чтобы был готов и никаких отговорок даже слушать не буду! Понял?
-Наташ, да я всё понял, но …
-Никаких «но»!
-Да подожди ты. У меня тут с финансами, прямо совсем швах. Даже заначка …
-Сказано тебе – никаких отговорок! Что мы, не прокормим тебя по дороге? Отработаешь!
Рассмеялась она звонким смехом – мужа за рулем подменять будешь, чтобы мы поскорее добрались. Так что всё. Иди собирайся, и чтобы в 5 утра у подъезда. Адрес, кстати, сообщи свой новый.
Виталик сообщил свой новый адрес и пошел собираться. Хандра, на пару с депрессией, хоть и не исчезли совсем, но боязливо отступили, перед предвкушением замечательной поездки в такой родной компании.

В 5 утра они встретились у подъезда Виталика и погрузив его нехитрый скарб и его самого, отправились в путь. Поначалу было весело. Ещё не устали от долгого пути, да и сама дорога радовала неплохим асфальтовым покрытием. Но чем ближе к цели, тем сильнее усталость и меньше асфальта. Но даже всё это не смогло омрачить их настроение и подпортить радость от предвкушения скорого воплощения их детской мечты – побывать на самом великолепном озере в России, а то и в целом мире.

Приехали они поздним вечером и расположились на ночлег в небольшой, но довольно уютной гостинице. И даже ценник, не сильно уступающий турецким пятизвездочным отелям, не смог омрачить восторг от предвкушения завтрашней долгожданной встречи с Байкалом. Всё же кровать, это вам не разложенные сиденья микроавтобуса, который ещё и не перестаёт ехать при этом. Не зря же у них было два водителя. И всё равно, несмотря на такой посменный график руления, они смогли вдоволь наговориться, в основном вспоминая их совместное детство. Столько ярких впечатлений и эмоций они испытали за то время. А дальше жизнь становилась всё скучнее и тусклее. Мелочи, приводившие в восторг в детстве, стали серой обыденностью и остались лишь светлой полоской воспоминаний.

Выспавшиеся и отдохнувшие с дороги, они двинулись на встречу детской мечте. И Байкал их не разочаровал. Он был величествен и прекрасен. До вечера они лазали по его берегу. Наслаждались ощущениями, которые дарило им озеро. Ближе к вечеру они уселись у кромки воды и молча любовались волшебным видом, думая каждый о чем-то своем.
Виталий первым нарушил молчание.
- Помните, как мы летом, на берегу нашего пруда сидели и представляли, что когда-нибудь будем вот так же сидеть на берегу Байкала?
Ребята глянули на него и улыбнувшись кивнули.
- Ещё Оксанка была, подружка твоя, Наташа, помнишь?
- Да не подружка. Сестра двоюродная. В гости приезжала с тётей Аней, папиной сестрой. Вот меня и нагрузили этой цацей. Выгуливай её. Постоянно от всего нос воротила. Даже тогда, помните?
И она продолжила пискляво-гнусоватым голосом, изображая сестру – Ну какой Байкал? Вот Средиземное море, лазурный берег или Флорида, Майами. А что этот ваш Байкал? Дыра дырой!
И они все дружно рассмеялись от воспоминаний и этой, очень похожей на оригинал, пародии.
- И что, побывала она на лазурном берегу или в Майамах этих?
Спросил Виталик, намеренно коверкая название американского города.
- Не знаю. Очень даже возможно. Она с мужем лет 5 назад эмигрировала в Канаду и на этом связь оборвалась. Не до нас ей, сермяжных. Рассекает там, где-нибудь на озере Онтарио. А может и правда, в Майами подалась. Она даже с матерью не общается, так что я и не знаю, где она и как. Да и всё равно, если честно.
Ден хмыкнул и сказал на это
– В Майами эти ваши не особо как-то хочется, да и на кисельные берега не тянет. Что? Не кисельные? А какие? Лазурные? На них тоже не тянет. А вот на Онтарио хотелось бы поглядеть. Видел передачу про него – красота. Не наш Байкал, конечно, но тоже красиво.
В разговор снова вступил Виталий – Да можно было бы, да уж больно далековато. И здесь всё же лучше, я считаю. Никакой Онтарио рядом не стоял.
Все снова согласно кивнули, и Виталий продолжил – Вот на остров этот Байкальский обязательно надо скататься. Побывать на Байкале и не сплавать на Ольхон, это знаете ли …
Он замялся, потом продолжил – Это я даже не знаю, как и с чем сравнить. Не придумал.
И разведя руки в стороны он засмеялся, и друзья засмеялись следом.
Отсмеявшись, Денис озвучил планы
- Завтра, прямо с утреца и двинем на Ольхон. Куда же без него.
Ещё немного посидев на берегу, они вернулись в свою гостиницу. Нагуляв зверский аппетит за день, они плотно поужинали и завалились спать.

На следующий день они дружно встали с утра пораньше, чтобы успеть собраться и добраться к отправлению первого парома на остров, что благополучно и осуществили.
И вот, они уже на знаменитом Ольхоне. Виталий представлял его совсем небольшим островком, который за полдня можно весь облазить пешком вдоль и поперек. Но ещё по пути к нему, глядя с парома на приближающийся остров, он понял, насколько ошибся в своих предположениях. И от этого он совершенно не расстроился, даже наоборот, испытал прилив энтузиазма. Как же, столько неизведанного, что вряд ли им одного дня хватит, чтобы вдоволь погулять и полюбоваться Ольхоном! И что самое замечательное – они всё успеют, ведь времени вагон! У него так вообще без ограничений, да и у друзей ещё дней 10 свободных. Так что всё облазаем! Всё посмотрим! Он поймал себя на мысли, что подумал об этом с каким-то, чуть ли не детским восторгом. Ну а как иначе? Мечта с детства, вот и восторг соответствующий.
И они лазали. И по парку, и по другим местам. Посидели на бережку, отдыхая и созерцая водную гладь простиравшуюся вокруг. И было в этом что-то такое, как будто их детство оставило для них здесь прибереженные счастливые эмоции, а теперь они нахлынули на них. Они весело дурачились на берегу, как в детстве. Смеялись и были, пожалуй, что и счастливы в тот момент.
Виталик не выдержал, лег на спину и раскинув руки в стороны произнес –«Хорошо-то как! Прямо благодать какая-то! Другого слова и не подберу!»
Друзья, весело засмеявшись поддержали его. И в том, что это благодать, и в том, чтобы упасть и лежать. Но тут же устроили веселую кучу-малу. Прямо как тогда, в далеком детстве. И не было ничего, кроме их счастливых лиц и этого берега. Все проблемы и заботы остались где-то там и не было им до них никакого дела. Да и погода благоволила. Как будто бы не хотела омрачать их такой замечательный отдых.
Вечером, вернувшись в свою гостиницу и плотно поужинав, они строили планы, где им ещё стоит побывать. Конечно же все единогласно решили снова добираться до Ольхона, и посетить там те места, что не успели сегодня. А потом еле добрались до кроватей и, что называется, отрубились в момент.

Виталий шел по Ольхону. Неторопливо и в гордом одиночестве. Друзья, наверное, решили дать побыть ему одному в этом чудном месте. Или же сами где-то вдвоем бродят. Всё-таки нужно немного побыть и порознь. И тут он вышел на берег. И снова залюбовался видом Байкала, открывшимся ему, как вдруг откуда-то сбоку послышался незнакомый голос –«Загляденье наш Байкал, согласен»
Виталик обернулся и увидел довольно пожилого мужчину, восседавшего на валуне. Больше всего поражало его одеяние. Какой-то странный серый балахон, из под которого торчали его босые ступни, которые не доставали до земли сантиметров 20. В руках у него была крепкая на вид, узловатая палка, которую он упер в землю перед собой одним концом, а её навершие обхватил ладонями, да так и сидел, уставившись на Виталика с эдаким хитрым прищуром.
На Деда Мороза похож. Отметил про себя Виталий. Уж больно борода и усы смахивали на те, что рисуют иллюстраторы на картинках, изображающих новогоднего дедушку. Бледноват только. Да оно и понятно. Морозец, румянцем окрашивающий щеки, отсутствует. Потому лицо было вполне обычного цвета. Морщины избороздили его вдоль и поперек, выдавая серьезный возраст сидящего. А лучики морщинок, притаившиеся за уголками глаз, выдавали смешливый и незлобивый характер собеседника.  По крайней мере, Виталию показалось именно так, глядя на него. Хотя в физиогномике он и не был сведущ. Или может, ему просто хотелось на это надеяться.
Виталий был человеком воспитанным, и потому решил, что стоит проявить учтивость к этому странному, невесть откуда взявшемуся, старцу.
- Здравствуйте, дедушка.
- И ты, здрав будь, внучок.
Ответил ему «дедушка», выделив последнее слово интонационно и усмехнувшись.
- Вы уж извините, но …
Начал было Виталик, но «дедушка» прервал его взмахом руки и он замолк.
- Да ладно тебе. Как меня только не именовали. И старый, и «эй, как там тебя» и даже «ты ваще кто, э?». Иные даже не иначе как «старче», именовали. Чего, говорит, тебе надобно, старче.
На этих словах «старче» снова усмехнулся и продолжил – «Тоже мне, рыбка золотая нашлась»
Он смешливо фыркнул в седые усы и сказал уже другим тоном, без тени усмешки.
- В основном, конечно, вежественные люди ко мне забредают. Некоторые аж поклоны земные пытались бить. Но я такого не люблю. Сам спину ни перед кем не гну, и подобного не приветствую.
Склонить голову в знак уважения, это одно, а спину гнуть, да ещё на колени бухаться – куда такое годится? Да и зачем? Как по мне, так те, кто любит чтобы перед ними спину гнули, да на колени бухались, сами на человеков только по форме походят, а в душе самые, что ни на есть ящерицы. Но да Бог им судья. Некоторые даже за него самого и принимали. Благословения просили.
- А вы не он?
Не удержавшись выпалил этот вопрос Виталик и тут же добавил смущенно – Извините, что перебил.
Смешинки снова заиграли в глазах собеседника – И ты туда же. Вроде большой, умный. Чего вот, скажи, мне бы тогда тут сидеть? На камне посреди озера, пусть бы даже и Байкала? А не на облаках лясы с апостолом Петром точить, да вопрошать прибывающих – годен он в рай, или случайно попал к вратам? Ангелов, опять же, гонять, чтобы с арфами по углам, да в кущах райских  не прохлаждались, амброзию попивая, а чтобы присматривали за людьми, да беду отводили.
Хотя, люди, они вообще странные. Не слушают они ни ангелов, ни гласа божьего. Вот с утра у него мысль в голове появилась – не ходи туда, не делай того. Но идёт он и делает. И на душе муторно, как ил в реке, потревоженный мутью воду окутывает, так и на душе у него, но нет. Всё одно идёт и делает то, что на самом деле ему только во вред будет. Да что там мысли и раздрай душевный! Им чуть ли не палки, что называется, в колеса суют – вам, человекам, всё равно. Вы даже название придумали этим возникающим из ниоткуда мыслям и предчувствиям – интуицией назвали. А толку? Вы и её, интуицию, всё одно не слушаете. Прётесь, как бараны на новые ворота. Только баран там рога отбивает, а вы, человеки, бывает, что и наоборот, ими обрастаете.
Вот, к примеру, человеку и кофе на телефон опрокидывали, чтобы даже номера не осталось, ни созвониться не мог с кем не надо ему. В командировки его усылают, где связи нет. Других людей, ему для души подходящих, только что не за руку подводят – на тебе, человече, живи в радости, а от того человека держись подальше. И уже по дороге в ЗАГС их машине колесо протыкают и пробки в неурочный для них час собирают по пути. Услышал человек? Одумался? Понял?
Да куда там! Ему и смску на телефон отправляли, чтобы приехал и увидел сам всё, своими глазами. И чего? Коллега по работе к его невесте в неурочный час заехал. Как в такое не поверить? Ну да, вид у них не совсем, так сказать рабочий был, но барану что? Ой, человеку я хотел сказать, человеку. Задурил ты меня со своими баранами и воротами, вот я и …
Чего глаза в землю опустил. Поплохело что ли? А уж покраснел как! Дед Мороз, и тот бледнее тебя будет.
С ехидной улыбочкой выдал он последнюю фразу и умолк, глядя на гостя.
Виталий стоял ни жив, ни мертв. Если бы стыд можно было измерить некой шкалой, то её бы точно не хватило для измерения. Как гвоздями в мозг втыкались все эти фразы и будили воспоминания о нём и его бывшей супруге. Всё было именно так. И возразить было нечего.
Собеседник, тем временем, продолжил – Неужто напомнило чего, а?
В ответ Виталик только и смог, что кивнуть головой. В горле першило, к глазам предательски подступали слезы.
Этого ещё не хватало. Подумал он и всё же собравшись с духом решился ответить собеседнику.
- А чего же тогда ты мне в церкви на молитвы не отвечал? И у батюшки я спрашивал – как мне быть, что теперь делать. Так он только воды налил. Мол, веруй и молись и да будет тебе. Я же и в церковь хожу. Да! И венчание мы тоже в церкви проводили, так чего же тогда …
- Ты с больной головы на здоровую не вали. Сам себе на свою голову бед нашел, никого не слушал, а теперь виноватых ищешь? Это по вашему, по человеческому. Без того вы никак. Портачите сами, а вините других в своих бедах.
Да и ко мне вообще что за претензии? Это уж к Богу тогда предъявляй, коли у тебя язык поворачивается его крайним делать, в своей дурости.
Я то чего? Сижу тут на камушке. Бывает по окрестностям брожу. Присматриваю за Байкалом и Ольхоном, по мере сил и возможностей. Сам ни к кому, заметь, не подхожу. Зато ко мне ходют и ходют. И ладно бы чего умное говорили. Или хоть понимали, чего им говорят. Так нет …

- Извините, пожалуйста. Всколыхнуло в душе воспоминания, вот я и …
- Да ты свои простите-извините себе оставь. Делай по уму, живи по совести и не придется простите-извините раздавать никому.
Старец умолк, после этих слов и принялся созерцать воды Байкала, как будто и не стояло тут рядом никого.
Виталик же, помявшись пару минут, всё же решился и задал вопрос: тогда, может, посоветуете чего? Клянусь, я к вашим словам прислушаюсь!
Старик помолчал ещё немного, потом всё же перевёл взгляд обратно на собеседника. Слегка склонил голову на бок и вздохнув ответил – Так ты ничего и не понял. Не меня слушать надо. Сердце своё слушай, душу. Если Бог к тебе и обращается, так только через них. Но у вас же, у людей, всё шиворот-навыворот. Чуть что – бежите в церковь, Бога просить. Говорите ему там чего-то, слезно молите, деньги жертвуйте, свечки жгете и прочее там. Только вот душу свою законопатили, камнями заложили, досками заколотили и ватой оставшееся пространство забили. Вроде как, чтобы никто не пришел и в душу вам не нагадил. Бережете, значит, себя. Только вот и Бог к вам как попадет или дозовется вас? Если всё заперто, заколочено и звукоизолировано, для вашего комфорта.
Вот представь себе картину, ходишь ты к Богу в гости и каждый раз просишь, молишь, чтобы он тебе путь указал, знак подал. Некоторые, причем большинство, так вообще считают, что их Бог должен за ручку по жизни вести и от всего оберегать. Как в школе учитель бы тебе только пятерки ставил, а уроков не задавал учить. Вроде и здорово, но вышел бы из такой школы тупень тупнем. Верно?
Но да не об них речь. Мы сейчас о чуть более сознательных гражданах. Которым знак подай и путь укажи, а дальше они уже сами.
Так вот, стоишь ты и молишь ниспослать тебе знак какой или путь указать, или совет какой дать. И Бог бы и рад тебе и путь указать, и знак подать, и совет дать. Только вот как? Если ты с закрытыми глазами и заткнутыми ушами? Ну вот как до тебя достучаться? Да никак. Потому  вы как слепоглухие кутята и тыкайтесь куда не попадя, да потом ноете, почему вам Бог не помог, от беды не отвёл. А как вам таким помочь? За шиворот что ли таскать? Так ведь вы не кутята неразумные, в конце концов. Человеки. Вам свободу воли и выбора дали вместе с жизнью, так вы всё равно на себя норовите хомут накинуть.  А я лично так считаю - хочешь – иди по жизни с Богом в душе, не хочешь – иди куда хочешь и как хочешь, и  с кем хочешь. Дали вам заповеди и покаяние, так вы нагородили вокруг этого такой огород и развели вон какой хоровод, что ты!  Так правильно верить, а так неправильно. Того на костер, а этого за оскорбление чувств верующих в каталажку.
Старец, после этой тирады, покачал головой и снова умолк.
Виталий же, воспользовавшись паузой, попытался снова задать свой вопрос – Так я вот сейчас весь во внимании! И смотрю, и слушаю! Подскажите же, хоть может знак какой! Хоть вы и не Бог, я понял! Но всё же!
Собеседник только вновь качнул головой – Да ничего ты не понял.
Вздохнув, с явным сожалением, ответил он ему.
- Ладно, дам тебе последний шанс. Потом. Как-нибудь. А теперь вали. Не один ты тут. Вон, ещё гость нарисовался.
И действительно, прямо перед Виталием, спиной к нему, прямо из воздуха начал возникать полупрозрачный человеческий силуэт. Через мгновение силуэт проявился полностью и стал русоволосой девушкой в белом халате, очень похожим на медицинский, и пискнул – «Ой! Что это, где это?»
- «Не что, а кто. Я, вроде как, живой» С улыбкой на устах ответил ей старец и продолжил –«А это, Ольхон, остров, стало быть, на озере Байкал»
И снова послышалось – «Ой! А я была здесь! Только в том году и …»
В этот момент старик в балахоне прервал её, махнул посохом в сторону Виталика, со словами – «А ты чего ещё тут? А ну давай отседова. Жди, значит, сиди, у моря погоды. То есть знака с подсказкой. Ага. Всё. Давай, вали»
И хотя слова прозвучали грубовато, но тон был веселый и произнесены были эти слова с улыбкой, а в глазах говорившего снова плясали смешинки.
Девушка снова ойкнула и начала поворачиваться к Виталику. Но тут же изображение начало размываться и растворяться как дымка утреннего тумана над рекой, а затем и вовсе исчезло. Виталик даже попытался шагнуть вперед и вытянуть голову, чтобы успеть увидеть лицо стоящей перед ним девушки, но успел лишь разглядеть только полуразмытый профиль её лица и …
И проснулся в номере гостиницы.

Он ошарашенно крутил головой по сторонам, но не мог сосредоточиться, и понять,  что вообще происходит. Через пару секунд он понял, что в дверь стучатся. Встав и открыв дверь номера, он увидел Дена, стоящего на пороге. Кивком пригласил его в номер и отступил внутрь. Затем дошагал до столика и налив в стакан минералки, выпил его залпом.
- Виталик, брат. Тут такое дело, мне с работы позвонили. Аврал там жесткий, а Палыч, который за меня оставался, в больницу угодил с отравлением. Всё серьезно и надолго у него, дай Бог ему здоровья, конечно. Но, мне теперь надо срочно на работу. Как говорится – ещё вчера.
Озвучив невесёлые новости Ден вздохнул и присел на стоявший рядом стул.
Странный сон, которым он хотел поделиться с другом, сразу вылетел из головы, после таких ошарашивающих вестей.
- Что поделать? Надо – так поехали. Вы через сколько соберетесь?
- Да мы, собственно, уже. Ну почти. Там Натаха остатки своего барахла допаковывает и всё. А тебя сразу будить не стал, потому что знаю, что тебе и собирать, в отличие от неё, особо нечего.
Сказал друг с улыбкой и продолжил – Так что минут через 20 у машины. Давай, собирайся и погнали.
Но несмотря на то, что Виталик уложился в отведенное время, они ещё ждали минут 10 Наташу.
Потому что девочки не умеют собираться также быстро как мальчики. По крайней мере так заявил ей Ден, когда она всё же добралась до машины. В ответ она только хмыкнула и заявила, что на его, Дена, счастье, она всё ещё не проснулась и потому сейчас ляжет досыпать, а то бы она показала ему то таинственное место, в котором собираются раки на зимовку.
К вечеру, когда Виталий сменил Дена за рулем, Наташа выспалась и пришла в себя. Все были слегка хмурые и невесёлые. Ну а какое веселье, если вместо ещё нескольких чудесных дней на Байкале приходится срочно ехать обратно. И тут Виталик вспомнил свой сон и решил рассказать  его друзьям. Ден, выслушав, только хмыкнул и обвинил товарища в тайном и одиночном употреблении некачественного алкоголя из местного буфета в ночи. Наталья же наоборот, как завороженная слушала его историю и недовольно цыкала на мужа, лезущего в разговор со своими подначками. После окончания повествования она заявила
- Слушай, Виталь, тебе непременно нужно найти эту девушку из твоего сна. Вот я прямо всем своим нутром это чувствую!
Затем повернулась к разлегшемуся на задних сидениях и скептически посмеивающемуся над её словами мужу и грозно нависнув над ним заявила – Я тебе, помнишь, ещё в детстве сказала, что ты на мне женишься? И в день свадьбы тебе эти слова напомнила. Помнишь такое?
- Ну помню.
Проворчал Ден в ответ.
- А помнишь, когда на Байкал собрались и ты до Виталика не мог дозвониться, и всё ворчал, как ты не хочешь ехать в компании с его Светкой, которую я знать не знала, но мнение твое разделяла?
- Ну помню, и что?
Снова проворчал Ден недовольным голосом.
- А то, дорогой мой. Вспомни и скажи вслух, что я сказала по этому поводу.
Ден поворочался и вздохнув ответил – Ты сказала - «Значит без неё и поедем»
- Вот! А теперь вспомни, когда в прошлом году, я тебе сказала, что в этом году мы обязательно поедем на Байкал и Витальку с собой возьмем, а ты …
- Всё-всё, любимая! Я всё понял!
Перебил он жену и прижав ладони к своей груди, повернулся к другу и взмолился– «Виталя, тебе надо найти эту девушку во чтобы то ни стало!»
И все дружно рассмеялись.
Обратный путь, хоть и не был полон радостных предвкушений, но всё же и грустным его назвать было нельзя. Все были полны эмоций от исполнения их общей детской мечты, и делились ими наперебой друг с другом. Но всё когда-нибудь кончается. Закончилось и их путешествие. Виталий наотрез отказался, чтобы друзья делали крюк в полночи, завозя его домой. Жили то они теперь в разных городах.
- Переночую у вас или хоть бы даже и в микроавтобусе, а с утра на автовокзал и уже на полноразмерном автобусе самостоятельно доберусь до дома. Я то бездельник покамест, а Дену с утра на работу. Так что даже разговоров быть не может на эту тему!
Заявил он друзьям и они, не став спорить, согласились с его решением. Переночевав, с утра они подались кто куда – Ден умотал на работу, а Наташа вызвалась проводить Виталика до автовокзала. Оказалось, её сильно заинтересовал его сон и старец на камне. Потому она потребовала пересказать всё в мельчайших подробностях, что и заняло весь путь до автовокзала и всё время ожидания до отправки его автобуса. Напоследок Наталья приобняла его и в очередной раз наказала не откладывать в долгий ящик поиски девушки из того странного сна. Виталик же попрощался и согласно покивал головой, думая при этом, как это вообще будет выглядеть? Хему что, ходить по улицам, вглядываясь в профили русоволосых девушек и у показавшихся похожими спрашивать, была ли она на Байкале в том году и не приснился ли ей днями старец на камушке? Звучит бредово. Но спорить с Наташей и высказывать подобные мысли ей он не собирался. Она во всё это верит и расстроится от такого его отношения к поискам его же судьбы, как она считала, из этого байкальского сна. Расстраивать подругу детства он не собирался, поэтому кивал головой и обещал, что вот только как с работой решит вопрос, поскольку со старой его уже, скорее всего, уволили за такое длительное отсутствие, так сразу всё свободное время и посвятит поискам той самой незнакомки, ага.
А ещё Наташа всучила ему, засунув в карман, несколько тысячных купюр. Пресекла его попытки отказаться и сказала, что это в долг. С первой получки отдаст. Иначе как ему жить совсем без денег? Они же с Деном были в курсе, что он совсем на мели.

Показать полностью

Переработка

Широкий рубец толщиной не меньше сантиметра, расползшийся вдоль позвоночника и доходящий до бедер, Семен заметил в душе. Плохо соображая после сна, он провел по нему пальцем: шрам был очень твердым на ощупь и – это напугало Семена – холодным, как сталь, при том, что участки кожи рядом с ним дышали теплом. Контраст был ярким и резким, невозможным до ужаса. Семен раз за разом водил по рубцу пальцем, стоя у встроенного в стену зеркала – как шрам мог появиться за одну ночь? Почему шрам такой твердый и холодный, будто омертвелый? О такой заразе он не слышал раньше. Это противоречило всему, что Семен знал из биологии.Он вспомнил россказни Томаша. 

"Про эту чуму он говорил?  Да не может быть!"

– Если на теле появились шрамы, то заказывай панихиду. Это первые симптомы “чумы”, – мрачно сказал Томаш, когда они вместе выпивали у него в комнатушке. И, опрокинув в рот коньяк из пластмассового стаканчика, вздохнул:

– Или сдохнешь, или исчезнешь.

– Умрешь или исчезнешь? Где тут логика? – удивился Семен, но Томаш ничуть не смутился, разлил остатки напитка, который они давеча купили за бешеные деньги у прибывшего из отпуска сотрудника, и ответил: 

– Все здесь нелогично, на этом тухлом космическом заводике. Мне знакомая девчонка жаловалась, что у нее один за другим такие шрамы появлялись. Врачам было плевать, давали ей какие-то лекарства, которые ни хрена не помогали. А потом эта девчонка исчезла.  Хахаль ее местный начал интересоваться, куда она делась, так ему объяснили, что уволили ее за нарушение контракта и сейчас она на полпути домой – на Землю, значит, – лицо Томаша раскраснелось от спиртного и говорил он, тщательно подбирая слова. –  А парень этот дураком не был, он и спросил, почему ее личные вещи остались в комнате. Как она могла отправиться домой без вещей? Ему, конечно, не ответили, послали куда подальше…

Тогда Семен не слишком впечатлился. На старом разваливающемся космическом заводе могло произойти  что угодно: убийство или несчастный случай. Скорее всего, кто-то из менеджерского состава замешан - вот начальство и решило замять инцидент. Но почему-то сейчас этот разговор всплыл в памяти в малейших деталях. Семен испугался.

Он вылетел из душа, больно ударившись ногой об угол прикрепленного к полу стула. Натянув трусы, нервно закружил по комнате, разыскивая одежду в окружающем бардаке.

Рубец на спине  зачесался. Семен провел по нему рукой, и ему показалось, что тот удлинился. Подобно червю – рос, ширился в размерах, расползался дальше по телу. Семен присел на край кровати и, закрыв глаза, глубоко задышал: вдох, выдох. Вдох, выдох.

Ему пришлось собрать все силу воли, чтобы паника отступила. Мысли прояснились.

И тут Семен отметил, что чувствует себя отлично, даже великолепно: исчезла привычная ломота в спине, прекратились боли в шее.

Он был бодр и чувствовал, что пышет энергией. Чтобы окончательно убедить себя в том, что полностью здоров, Семен упал на пол и сделал тридцать пять отжиманий (обычно у него едва хватало сил отжаться раз пятнадцать).

– Больной так не смог бы! – сказал он сам себе, лихо вскочил на ноги, заметив, что нисколько не устал и сумел бы отжаться еще раз тридцать.

Это обескураживало. Слишком многое изменилось за несколько часов, прошедших с того момента, как он вернулся со смены. Слишком быстро, чтобы это можно было сразу переварить.

Он взглянул на часы – на станции царила “ночь”. Здешний распорядок дня соответствовал земному: днем люди работали, ночью отдыхали. Значит, госпиталь откроется лишь через шесть часов.

И тут он вспомнил: “Черт! Есть же дежурный врач!”.

*** 

Госпиталь занимал отдельную секцию в комплексе, и чтобы добраться до него, Семену пришлось пересечь жилой корпус с одного конца до другого по длинному коридору, уставленному различным оборудованием, которое не вмещалось в узенькие кабинеты. 

Молодая врачиха в приемной уставилась на Семена, и, понимая, что тот мало похож на больного, произнесла тихим голосом:

– Говорите.

Семен запинаясь, кое-как объяснил врачихе свою проблему. Он ожидал, что сейчас его пошлют куда подальше, и был готов прямо здесь скидывать форменную рубашку, чтобы продемонстрировать рубец, но в серых глазах девушки загорелся интерес. Она пригласила его следовать в кабинет, а потом провела на второй уровень, где располагались больничные палаты.

– Не волнуйтесь – сказала она, заметив страх в глазах Семена. – Просто нужное оборудование находится здесь.

В кабинете она велела ему раздеться по пояс и лечь на кровать, над которой высился огромный полукруглый прибор с блестящими линзами. Семен подчинился. Прибор загудел и завибрировал. Через пять минут врачиха сообщила, что можно одеваться. Семен вопросительно посмотрел на нее:

– Что со мной?

Девушка улыбнулась и успокаивающе произнесла:

– Поражение кожи местной, безвредной бактерией, что водится на поверхности планеты. Иногда в комплексе отказывает герметизация, и некоторые сотрудники заражаются. Ее, по-моему, какие-то идиоты  “чумой” называют. Зря. Это абсолютно не смертельно, только панику на пустом месте разводят.

Семен не поверил ей. От всего сказанного веяло фальшью. Врачиха просто озвучила те инструкции, которые были заранее для нее подготовлены. Он не мог сказать, как он это понял, но он понял. Его интуиция буквально вопила: ложь, ложь! Вот только зачем ей врать?

Наверно, дела его плохи, и он смертельно болен. Но и это не объясняло вранья медички – ведь не она виновата в его болезни?

Однако все его чувства вопили: не верь ей!

Он пожелал врачихе удачного дежурства и пошел прочь. У выхода он почувствовал, как она буравит взглядом его спину, он оглянулся… Девушка не отвела взгляд,  напротив: растянула губы в улыбке. Почему-то Семену стало от этого не по себе.

***

Чтобы спуститься в главный склад, расположенный в штольне, Семен воспользовался одним из грузовых лифтов. Гулко застонав, дряхлая кабина отправилась вниз, навстречу темноте. Внутри заиграли тени, они становились длиннее и глубже по мере спуска, некоторые сливались в зловещие ухмыляющиеся фигуры.

Семён ненавидел  станцию.

Что его бесило больше – бесконечные лабиринты коридоров со стерильным, тщательно отфильтрованным воздухом, или самая старая часть станции, где находился главный склад, который ему приходилось охранять – он так и не определился. Наверное, и то, и другое в равной мере. Он уже задумывался: а не бросить ли все к черту, прервав контракт за два года до конца срока? Останавливало одно – циферки в ежемесячном чеке. Несмотря на дерьмовые условия, платили здесь исправно и вовремя, отдавая каждую положенную копейку…

Хотя порядки на станции были драконовские. Ушел на пять минут раньше на обед? Изволь заплатить штраф за нарушение графика!

В свою первую смену здесь Семен как-то решил перекусить шоколадкой, чтобы развеять скуку… Он не успел дожевать, как ему уже позвонил старший смены и предупредил, что прием пищи дозволяется только в специально отведенное время. А уж опоздание на пост вообще считалось смертным грехом у начальства.

Кабина вздрогнула, лифт протяжно заскрипел и  остановился. Семен вышел и направился к воротам склада. В углу открылась незаметная дверь, и оттуда высунулся высокий – около двух метров – человек с копной белокурых волос. Он держал в руках форменную фуражку. На лице бугая застыла выражение растерянности. Семен махнул ему рукой:

– Что случилось, Деннис? Заснул на посту?

– Томаш пропал недавно, – ответил тот. Деннис говорил по-русски с сильным акцентом, жестко выговаривая слова на немецкий манер. Он протянул Семену свой КПК.

– Как пропал? Когда? – Семен напрягся, пробежал глазами светящееся сообщение, появившееся час назад на официальном сервере предприятия.

– Пропал при аварии в одном из складских секторов. Его еще не нашли. Тела нет, – сказал Деннис.

– Твою ж мать… – ругнулся Семен сквозь зубы. Он познакомился с Деннисом и Томашем еще перед отправкой на Марс. С тех пор они не расставались, неразлучная троица. А вот теперь остались вдвоем.

Семен тяжело задышал - эмоции требовали выхода. Деннис грустно смотрел на него, нервно теребя фуражку. Потом спросил:

– А может, его найдут?

Семен знал, что нет. Руководству было выгоднее считать Томаша пропавшим, ведь выплаты родственникам полагались только, если судьба исчезнувшего прояснится и будет найдено тело.

А если не найдут… Начальство принесет официальные извинения – мол, опасные условия работы в дальнем космосе, несчастные случаи не редкость – и на этом все закончится, выплаты будут откладывать под различными надуманными предлогами и сыпать извинениями. Таких историй за прошедший год он услышал немало.

“Кто может гарантировать, что и я не загнусь здесь?" – подумал Семен, вспомнив про рубец на спине.

– Я пойду, – Деннис надел фуражку и предложил: – Слушай, давай после твоей смены пойдем туда и поищем Томаша?

Семен молча кивнул, Деннис положил ему руку на плечо и крепко сжал, потом двинулся к лифтам.

“В жопу все это. Увольняюсь. Своя шкура дороже. Еще и Денниса уговорю улететь отсюда!" – решил Семен, вслушиваясь, как гремит поднимающийся лифт. Он представил, как ступает на газон с травой и садится на скамейку во дворе в родном Архангельске – стало немного легче. Семен сосредоточился на работе и постарался не думать о Томаше…

Он сел и доложил начальнику смены, что заступил на пост. Старое потертое кресло заскрипело под ним. Он никогда не понимал – зачем нужно охранять этот чертов склад? Во-первых, на входе здесь стояли сканеры отпечатков ладони, и посторонние здесь не появлялись. Во-вторых: откуда здесь взяться кому-то чужому, если на станции все друг друга знают в лицо? Да и кому нужна руда, пускай даже очень ценная? Чтобы получить за нее деньги, ее необходимо переработать. По мнению Семена, для охраны ворот хватило бы пары камер, и обошлось бы это в разы дешевле, но начальство на все имело свое мнение. 

Через четыре часа у Семена начали слипаться глаза. Так и подмывало прикорнуть в уголке. Он достал из прихваченной с собой сумки чашку и банку кофе – настоящего, земного кофе, не денатурата местного разлива, пить который было решительно невозможно. Горячий напиток приятно согрел внутренности. Семен пил маленькими глотками, чтобы максимально растянуть удовольствие. Сон медленно отступал. Осушив чашку, Семен посмотрел на банку с кофе. Следующий корабль с провиантом и оборудованием прибудет не ранее чем месяца через три, и если он не будет экономить, то надолго останется без кофе. 

Вздохнув, Семен потрогал шрам на спине –  болячка не уменьшилась. Снова нахлынуло беспокойство. А вдруг эта зараза распространится по телу?

Еще больше страшили последствия – что несет эта болезнь? Смертельная ли она? Если судить по самочувствию – а чувствовал он себя на все сто – наверное, нет. Хотя вот ВИЧ и раковые опухоли тоже  протекают сравнительно безболезненно на ранних стадиях. И современная медицина научилась только оттягивать стремительную кончину, о полном излечении речи не шло. Что, если его болячка из этой категории, а врачиха утаивает правду? 

От мыслей его отвлекло гудение лифта.

Семен покосился на часы: все еще ночь. Кого же там несет? Ночные смены были только у охраны, рабочие сейчас мирно спали или напивались в хлам. Начальство же не появлялось здесь никогда.

“Кто мог сюда заявиться? Пьяный работяга?”

Лифт крякнул и остановился, на площадку выплыла большая гравитационная тележка. В отличие от телег обыкновенных – на колесиках, эти штуки были снабжены специальным оборудованием, что позволяло им зависать в нескольких сантиметрах от поверхности. С их помощью один человек мог легко транспортировать груз в несколько тонн.

Вслед за телегой показалось широкое лицо Томаша.  Семен замер. Томаш с хмурым видом толкал тележку к воротам, не обращая внимания на Семена.

– Эй! Ты живой?! Томаш! Тебя же все ищут! – Семен бросился к приятелю, но тот окинул его пустым равнодушным взглядом.

– Я работал, – выдавил Томаш. Семен заметил, что его приятель почему-то одет в рабочую форму другого цвета.

– Тебя что, перевели? Почему не сказал?

Томаш обернулся.

– Так получилось. Мне работать надо, потом поговорим, – сказал он и затопал прочь. Как будто и не было множества совместных пьянок и не меньшего количества ссор и примирений. Ошеломленный, ничего не понимающий Семен, молча лупал глазами, глядя, как его друг подносит руку к сканеру и ведет телегу в открывшиеся ворота – в коридор, где по углам приютились еще несколько таких же телег.

Из открытых ворот повеяло гнилью. Воняло настолько сильно, что Семену пришлось заткнуть нос рукой. Отработав не мало времени здесь, к местному запаху привыкнуть он так и не смог. Говорили, что так пахнет переработанная руда, но куда сильнее этот "аромат" напоминал кладбищенскую вонь.

Семен смотрел, как Томаш, которого вонища ничуть не беспокоила, аккуратно подвел свою телегу к остальным, после чего створки ворот захлопнулись. 

И тут, помимо жгучего желания высказать Томашу, что он о нем думает, у Семена возникло желание заехать приятелю в морду. Как так?! Ничего не сказать друзьям, даже словом не обмолвиться, что его перевели из охраны в цех! Да еще это фиктивное исчезновение…

Слишком много странностей, чтобы просто забить на вопросы. Воинственно надвинув фуражку на самые брови, Семен принялся ждать, когда Томаш вернется назад. Он был полон решимости устроить разбор полетов здесь и сейчас, но Томаш не вернулся.

Пройти на территорию склада он не мог: доступ туда имел только специальный персонал, на станции таких были единицы, и они не носили рабочую форму.

Ближе к концу смены Семен, немного помявшись, доложил начальнику охраны о появлении и новом исчезновении Томаша. Начальник покивал плешивой головой и, почесав щетину на лице, заявил, что разберется.

“Да ничего ты, сученыш, не сделаешь, даже жопу с места не сдвинешь," – зло подумал Семен.

***

Через неделю он стоял перед столом того же начальника, держа в руках заявление на увольнение. Начальник принял заявление и посмотрел на Семена как на идиота. Вынул из папки на столе несколько бумажек, подчеркнул в них что-то и протянул Семену.

– По условиям договора вы можете покинуть завод только в случае, если вас будет кем заменить. Сейчас это невозможно.

“А следующий транспорт прибудет не раньше, чем через полгода,” – горестно подумал Семен. Стоимость одного перелета с Земли была поистине космической, поэтому для экономии средств все рейсы тщательно планировались, чтобы свести их число к минимуму. Начальник завел свою любимую песню о том, как важен в космосе любой работник и насколько все зависят от эффективной работы завода.

Семен слушал вполуха и только косился на стоящую на столе чашку кофе. Накануне он прикончил свои последние запасы, снимая нервное напряжение любимым напитком. Он почесал спину, на которой две ночи назад появился новый рубец, пересекающий старый посредине. Парочка рубцов поменьше багровели на руках, ниже плеч.

До одури хотелось кофе.

***

Деннис исчез сразу после их последней встречи. Дверь в его комнату была закрыта, а сам он не отвечал на звонки и сообщения. Выяснить его судьбу Семену не удалось. Только одна девушка видела, как он заходил в свою комнату, одетый в рабочую форму. Начальство отреагировало на исчезновение еще одного работника вяло.

Семен думал, что пора бы уже им поднять шумиху: на чертовой станции происходит неладное. Люди исчезают, и все молчат. Почему?! Семен специально прислушивался к чужим шепоткам и разговорам: обсуждали несчастные случаи, которые участились в последнее время, и то, что каждый раз не удавалось обнаружить тела. Работники возмущались, что начальство ничего не делает, но напрямую никто не высказывался.

Отказ в увольнении, уверения врачихи, что все нормально, исчезновение Томаша – все это беспокоило  Семена. Он всегда боялся смерти, она страшила его до дрожи в коленях, но сейчас он думал о ней, как о неизбежном факте, как о чем-то обыденном – как о нетерпеливом человеке в очереди, что болтается неподалеку, бросает косые взгляды, посматривая при этом на часы. Выжидает.

И тогда Семен решил бежать. Словно зек в тюрьме. Да он и чувствовал себя заключенным, добровольно отбывающим срок и согласившимся на жестокие эксперименты над психикой и телом. 

Рубцы покрывали теперь все тело Семена, так что ему пришлось ходить с наглухо запахнутой курткой и поднятым воротом рубашки. Он перестал тревожиться из-за них: единственное, о чем он мог думать – так только о возвращении домой. 

Он ждал момента.

***

“Аскольд” был древним грузовым суденышком с экипажем из пяти человек, поставляющим на завод продовольствие и другие необходимые вещи. Кроме этого, пилоты привозили с собой и другие товары, в основном, алкоголь и сигареты, которыми торговали из-под полы. У Семена было несколько дней, пока судно будет разгружать трюмы. Еще несколько – на загрузку переработанной руды. Толстый, гладковыбритый капитан "Аскольда" легко согласился взять на борт лишнего пассажира, когда узнал, что Семен работает охранником и может без особых проблем пройти на охраняемую территорию космопорта. Однако денег он запросил намного больше, чем планировал Семен.

– Ты не первый, кто хочет побыстрее выбраться из этого дерьма, – загадочно произнес капитан. И наотрез отказался торговаться.

***

Файл с названием “Если ты читаешь это, значит я умер” пришел на КПК, когда Семен обедал в столовой. Семен поперхнулся и уронил ложку на поднос. Сообщение было от Денниса.

Написанное на английском, оно содержало огромное количество ошибок, и Семену пришлось основательно напрячь голову, чтобы уловить его смысл.

“Помнишь, как мы расстались в прошлый раз, когда я сказал, что Томаш исчез? Я сразу понял, что это не может быть случайностью. Мы с ним видели кое-что странное за пару дней до того… Ты тогда протирал штаны на смене, а мы с Томашем пошли раздобыть выпивки. У наших постоянных продавцов ничего не нашлось, и Томаш предложил пойти к какому-то парню где-то на складе. Он уверял, что у этого типа всегда есть что выпить. Мы отправились туда. Зашли далеко, в пятый блок станции, я там бывал всего раза два. У парня действительно нашлась пара бутылок. Тащиться обратно в жилой блок не хотелось. Мы спрятались в каком-то закутке, подальше от камер. Томаш быстро набрался и спьяну заявил – дескать, скоро умрет. Я разозлился, велел не нести бред, а он снял свою футболку и показал красный шрам через всю грудь. Самое жуткое – этот шрам пульсировал! Бился, подобно сердцу! Но это еще не все. 

– В тот день, когда эта хрень забилась, я почувствовал чье-то присутствие. Услышал голос! – хихикал Томаш. – Голос звал меня к себе, говорил, что я должен исполнить свою роль. Присоединиться к нему. И прикинь – вчера ночью я вдруг проснулся в коридоре, в одних трусах, недалеко от того места, которое называл мне голос. Возле чертового склада.

Томаш говорил что-то еще, но я не запомнил. Я порядочно выпил, и мысли едва ворочались в башке. А потом такие же шрамы появились и у меня на теле. Но они были маленькими и росли медленно. Поэтому я не сразу заметил их. После исчезновения Томаша я понял, что со мной будет то же самое…”

Сердце у Семена так колотилось, что он не смог дочитать письмо до конца. Напоследок ему бросилась в глаза одна строчка:

“Это все связано с Особым складом. Меня всегда смущала тамошняя вонь. Думаю, от этой дряни мы и заразились…”

Семен нащупал на спине толстый, толщиной в ладонь, ветвящийся рубец. Времени строить теории уже не было – пора действовать. Семен отключил КПК и встал из-за стола.

***

Он топтался у входа на посадочную площадку. Этим вечером на территории космопорта суетилось необычно много народу: готовили челнок к вылету.

Семен надеялся, что при таком столпотворении ему удастся незамеченным забраться на корабль. Пришло условленное время, но капитана не было видно. Техники не смотрели на мнущегося в углу Семена, одетого в форму охранника. Но коллеги могли заинтересоваться и спросить, что он здесь делает. Семен нервничал, но уходить не хотел, боялся упустить капитана. И вдруг за спиной у него раздалось:

– А что вы тут делаете?

Начальник охраны! Откуда его принесло?! В голосе начальника звучали стальные нотки. Семен чертыхнулся про себя. Нужно срочно что-то придумать!

– Меня на усиление патруля послали, Алексей Михайлович, – ляпнул с ходу Семен.

– А почему я об этом не знаю? – нахмурился Алексей Михайлович. – Странно. Опять заместитель чудит?..

– Давайте за мной, – сказал он, бросив взгляд на Семена.

И двинулся в противоположную от посадочной площадки сторону – вглубь станции. Только вместо того, чтобы сесть в лифт, ведущий в административный блок, повернул налево – к складам.

Семен запаниковал.  По вискам внезапно ударила пульсирующая боль. Он еще надеялся, что успеет поймать капитана и пробраться на челнок, но для этого надо было как-то избавиться от начальника. Как?! Вломить старику по черепушке?

Лихорадочно раздумывая, Семен следовал за начальником, всем нутром ощущая, как с каждым шагом отдаляется от дома, от спасения. Алексей Михайлович остановился в помещении, усеянном проводами. Возле стены торчали штабели металлических ящиков.

– Значит, сбежать решили? Нехорошо…

Семен опешил и уставился на Алексея Михайловича, тот смотрел на него в упор.

– Думаете, мы не знали? Вы же помечены. Мы знаем все, включая ваши мысли.

Начальник открыл самый большой железный ящик, лежащий отдельно, поодаль от других. Из-под крышки показалась жирная рука с обагренными кровью пальцами. Внутри лежал капитан. Грудь смята, голова покоится рядом с ногами.

– Чтобы трансформация произошла, нужно достаточно долго пребывать на станции. Мы не планировали избавляться от капитана сегодня. Но были вынуждены скорректировать планы. Из-за вас! – вещал Алексей Михайлович. – Впрочем, все прошло хорошо, и его заменит наш человек.

– Чего вам надо от меня? – прохрипел Семен.

Алексей Михайлович сложил руки на груди и шагнул ближе.

– Вас. Вы слишком ценное приобретение, чтобы вас терять. Скоро вы созреете, и сможете присоединиться к Нему.

Семен повернул голову в поисках выхода, но тут на него обрушился мощный удар. Семен повалился на металлические ящики, ударившись о них спиной. Боль, однако, стихла почти мгновенно.

– Интересный экспонат, – удивленно пробормотал Алексей Михайлович. На руках его вздулись шрамы. Пульсирующий рубец пересек всю шею и остановился на подбородке. Глаза Алексея Михайловича почернели: занеся кулак, он вновь бросился на Семена. Семен попытался уклониться, но не успел: слишком мало было расстояние между ним и начальником охраны. Новый удар пришелся ему в плечо. Он был такой силы, что его выбросило в коридор.

К удивлению Семена, боли он почти не почувствовал, но не успел утихнуть грохот в ушах – Алексей Семенович снова напал. Семен надеялся, что появятся свидетели, и кто-то придет на помощь.

Новый удар начальника охраны оставил отметину на стене из металлопластика. Семен вяло сопротивлялся, напоминая самому себе боксерскую грушу.

Ему казалось, что они дрались вечность… А потом в дело вступил Голос. В голове Семена раздался шум, сначала далекий и тихий, он нарастал и набирал мощь, подобно приливу. Семен пропустил удар в голову и мешком рухнул на холодный пол. По рукам и ногам разлилось онемение: сначала застыла кожа, потом пальцы, а через несколько секунд Семену едва удалось пошевелить шеей. Последнее что он увидел, это испещренное шрамами нечеловеческое лицо Алексея Михайловича.

***

Семен очнулся в пустом помещении с мягким, рассеянным светом. Он сидел на полу, прислонившись к стене. Сплюнул сгусток крови с осколками зубов. Опустил руки, чтобы приподняться и нащупал что-то скользкое – по полу растеклась большая лужа крови от развороченного тела, лежащего в углу. Рука покойника была грубо оторвана, из обрубка торчала белесая кость, ноги выгнуты под неестественным углом. На правой руке красовалась цветная татуировка в виде оскаленного волка – такой татуировкой любил хвастаться перед друзьями Деннис.  Семен смотрел на тело приятеля, напоминающее куклу, над которой поглумился школьник, и ничего не чувствовал: ни сожаления, ни скорби, ни злобы. Ровным счетом ничего. Эмоции ушли на задний план.  Двери бесшумно открылись. В помещение вступил Томаш, за ним следовал незнакомый Семену блондинистый парень.  Томаш ничего не выражающим взглядом скользнул по изувеченному телу Денниса.

- Он зовет. Иди за нами. – Сказал Томаш. Семен сам не заметил, как пальцы сложились в кулак.

- Да пошли вы, суки! – крикнул он и махнул головой в сторону тела, - Так просто я вам не дамся!

- Он не пережил переработки, - голос Томаша посуровел, - Теперь твоя очередь.

- Пошел ты, образина.

На лице Томаша не дрогнул ни один мускул, он сделал шаг вперед – и на голову Семена словно опустился молот, а виски проткнули раскалённым прутом. Страшная, неведомая воля заставила его опустить руки. До Семена дошло, что Томашу здесь не потребуется применять силу, достаточно будет подождать, пока нечто не сломит его. И вряд ли ожидание продлится очень уж долго. Давление в висках сразу же ослабло. Семен сплюнул на пол новую порцию кровавой кашицы, злоба в душе потихоньку уступала место чувству беспомощности.

“Неужели я так быстро сдался?”

Первый шаг – знак поражения – был для Семена тяжелее всего. Его повели по пустым коридорам куда-то вниз. Чем дальше они спускались,  тем сильнее в голове Семена нарастало чужое присутствие.  Ему будто срезали скальп, и оголенный мозг склизкими щупальцами гладил осьминог в попытках проникнуть в его мысли, овладеть волей.

- Ложись на стол, - Томаш открыл скрипучую дверь и указал куда-то вглубь. Невидимая рука толкнула Семена вперед. Посреди помещения стоял одинокий операционный стол, рядом на мягком стульчике расселся невысокий мужчина в пиджаке и медицинском халате поверх плеч. Завидев Семена, он блеснул белозубой улыбкой.

- Я вас ждал!

Широкоплечий, с залысиной на затылке и выпирающим животом, он всем видом выказывал дружелюбие.  Семен, возможно, поверил бы ему, если бы не чернота, растекающаяся по белкам глаз мужчины. Одно мгновение – и эти глаза превратились в черные бездонные колодцы.

Семен посмотрел на хирургический стол и задрожал от страха, вспомнив, что осталось от Денниса. Док, как окрестил его Семен, положил ему руку на плечо.

-  То, что вы до сих пор испытываете  эмоции, в частности, страх – это  показатель того, что вы готовы перебраться на новый уровень, – он кивнул в сторону двери, у которой замерли Томаш с блондином. –  Очень большая удача, что вы выдержали изменения.  Не бойтесь, вы не превратитесь в робота без воли и разума, как они. Эти двое, по сути, пустые оболочки, которые полностью контролирует Хозяин.  Образчики вроде вас мы зовем бригадирами. Вы сохраните свободу воли и станете сильней и умней. Считайте, что переступили сразу через несколько ступеней по карьерной лестнице.

Семену показалось, что из стен выползли невидимые нити и присосались к его голове. Разум его затуманился, в ушах зазвучали невнятные,  далекие голоса.  Док перебирал инструменты на хирургическом столике и между делом продолжал:

- Превращение, однако, не происходит одномоментно. Трансформацию… - он подключил к руке Семена прозрачную трубку. – Надо подстегнуть.  Ваш приятель также был нашим кандидатом в бригадиры, но, увы, был забракован. Такое часто случается, далеко не каждый может пережить изменения. Это своеобразный побочный эффект. Впрочем, ничего необычного: каждая деталь имеет наработку на отказ. Когда-нибудь он заменит и меня, когда я не смогу эффективно исполнять свои функции.

- Кто он такой? – выдавил из себя Семен.  Док обвел взглядом окружающие стены.

-  Хозяин жил здесь многие века. Возможно, родился вместе с планетой. Многие тысячелетия назад с ним боролись марсиане.  Хотя они проигрывали войну, уже на грани исчезновения им удалось ослабить силы Хозяина, тем самым не дав возможности покинуть пределы планеты.  Но заплатили они за это исчезновением собственной расы. Заветным ключиком для него стали мы – люди.

Док случайно зацепил бедром столик - на пол упал блестящий инструмент.  В тишине помещения Семену показалось, что грохнулся кирпич.

- Ну, довольно разговоров. Время не резиновое. Начнем, пожалуй, со вскрытия грудной клетки.

Скальпелем он разрезал облегающую рубашку Семена, другой рукой, не глядя, взял блестящую машинку с круглым лезвием с зазубринами.  Щелчок – и лезвие завертелось и завибрировало.

- Вы поняли, что наркоза не предполагается? – спросил Док, уголки его рта приподнялись в мягкой улыбке.

Семен рванулся, когда лезвие прикоснулось к коже. Будто краем глаза он наблюдал, как Док делает вертикальный разрез на его груди, но сил не хватало даже на вздох, не говоря о том, чтобы поднять руку. Его придавило тяжелым, пыльным одеялом, поверх которого бросили для верности несколько тон металла. Отчасти это напоминало игры в виртуальной реальности, с одним различием – ползунок ответственный за ощущения был выкручен на все сто процентов. Семену хотелось выть, орать благим матом, но ему в рот будто налили сверхсильного клею.

- Ой, ну, ну. Вы так скривились, ужас. Разве сейчас происходит что-то болезненное?! – воскликнул Док, при этом на его лице продолжала играть фирменная полу улыбочка. Он пошарил на столе и схватил какую-то кривую штуку: - Вот сейчас мы готовы перейти к основной части.

***

- Добро пожаловать на Землю!  - приветствовала Семена девушка в строгом костюме, вернув ему документы.  Семен коротко кивнул и пошел по хорошо освещенному, длинному коридору к выходу из космопорта. Родная планета встретила теплым дуновением ветерка. Семен прислушался к шелесту деревьев в большом сквере неподалёку. Когда-то давно, в прошлой жизни, он был бы в восторге от возвращения домой, но сейчас не испытывал ровно никаких эмоций.

Мимо прошла высокая девушка в цветастом платье с дорогой сумочкой через плечо. Она окинула Семена взглядом огромных серых глаз и кивнула, Семен ответил тем же. Девушка отвернулась и, махнув рукой, остановила проезжающее такси. Семен проводил машину взглядом: он был не один. Хозяин прислал еще несколько агентов вслед. Точное число он не знал, вероятно, пока их здесь не более десятка: в отличие от рабочих, только бригадиры могли существовать вдали от Хозяина.  Семен поднял глаза к небу и улыбнулся: Хозяин следит за ним, планирует будущие шаги.  Им предстоит много работы.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!